Люди и судьбы

В ночь с 14 на 15 сентября 1923 года, 80 лет назад, в Таганроге, в семье Исая Танхилевича родился сын, которого назвали Михаил. Бабка-повитуха, принимая роды у его матери, нагадала (вернее будет сказать, напророчила) парню жизнь, полную приключений. И то, что его попытаются сжечь в огне, а он не сгорит, и то, что потом шесть лет он проведет в лесу, и, наконец, станет знаменитым на всю страну. Вот вы бы поверили в такое дикое предсказание? И родители мальчика не поверили. А между тем, все вышло аккурат по бабкиным словам.



Но не ищите фамилию Танхилевича в справочниках: много позже Михаилу пришлось сделать своей фамилии «обрезание», оставив от нее ровно половину…

Отец будущего поэта был немалой «шишкой» в городе, отвечал за все его жилищно-коммунальное хозяйство. Тогда, в середине 20-х годов, это казалось «билетом» в счастливую жизнь – Минька, как его называли на казачий манер, не имел ни в чем отказу, первый футбольный мяч (а в Таганроге было две страсти – театр и футбол) мальчишка получил на день рождения уже в пятилетнем возрасте.

Кто же знал, что впереди всех ожидают страшные годы, и уцелеют лишь те, кто, напротив, никогда не высовывался. Но до этого еще было далеко, а пока Миша гонял по пустырям мяч, но это не мешало учебе. Более того, в десятилетнем возрасте он решил заняться стихами. Первой пробой пера стала… пьеса в стихах, посвященная убитому кулаками Павлику Морозову.

А дальше пришла беда. В 1937 году забрали отца. Спустя некоторое время – маму. Михаила взял к себе дедушка. Правда, через год маму отпустили, а отцу дали 10 лет без права переписки. Как потом оказалось, вскоре после суда, в 1938 году Исая Танхилевича расстреляли. Но это стало известно много позже, а пока Минька оказался сыном врага народа…

В 1940 году его настигла большая любовь. Девочка Лида стала его музой. Стихи посыпались, как из рога изобилия. Он не стеснялся посылать их в Москву, где они печатались даже в центральных изданиях.

В 1941 году, в июне, Миша окончил среднюю школу. Аттестат об образовании Танхилевичу- младшему вручили накануне начала войны. А потом было наступление немецко-фашистских войск на Ростов, немцы ворвались и в Таганрог. Правда, к тому времени мама с сыном эвакуировались сначала на Северный Кавказ, а потом оказались в Тбилиси.

Здесь Михаил, чтобы не умереть от голода, подал документы в артиллерийское училище. Месяца через три разобрались, что он сын врага народа. Из училища выпустили не через полгода, а через год, офицерские погоны так и не вручили, присвоив звание старшего сержанта. А потом фронт, участие в боях, многочисленные ранения и два ордена – Красной Звезды и орден Славы III степени.

Войну он закончил в Германии, поступил в Ростовский инженерно-строительный институт, но уже в 1947 году кто-то из однокурсников донес, что студент Танхилевич похвалил немецкий радиоприемник «Телефункен». Этого оказалось достаточно для того, чтобы его вместе с двумя друзьями схватили работники НКВД. Несмотря на фронтовые заслуги, Михаилу «впаяли» сразу 6 лет, вместо пяти положенных.

В лагере удача ему в чем-то улыбнулась. Главному художнику журнала «Крокодил» Константину Ротову, арестованному за рисунки, порочащие советский строй, в лагере поручили оформлять наглядную агитацию. Он привлек в свою бригаду и Танхилевича. Весь этап, который пришел с Михаилом, валил лес. Как утверждал потом поэт, ни один человек не выжил…

Судьба больно ударила его еще раз: жена Ирина отказалась ждать мужа. Но после выхода из лагеря, в феврале 1953 года, в одной из компаний студенческого общежития он встретил симпатичную 15-летнюю девочку, которая решила исполнить под гитару пару песен «нашего поэта Михаила Т.», не подозревая, что поэт находится здесь же. По иронии судьбы ее тоже звали Лидочка. Спустя годы она стала его супругой, музой и… детской поэтессой. С кем поведешься, от того и наберешься! Вместе они напишут не одну песню, а самая известная эта:

«Сегодня целый день идет снег. Он падает, тихо кружась. Ты помнишь? Тогда тоже все было засыпано снегом – это был снег наших встреч. Он лежал перед нами, белый-белый, как чистый лист бумаги, и мне казалось, что мы напишем на этом листе повесть нашей любви.

Такого снегопада, такого снегопада,
Давно не помнят здешние места.
А снег не знал, и падал, а снег не знал, и падал.
Земля была прекрасна, прекрасна и чиста.

Снег кружится, летает, летает. И поземкою клубя,
Заметает зима, заметает, все, что было до тебя.

На выпавший на белый, на выпавший на белый,
На этот чистый, невесомый снег
Ложится самый первый, ложится самый первый
И робкий, и несмелый, на твой похожий след.

Раскинутся просторы, раскинутся просторы
До самой дальней утренней звезды.
Но верю я, что скоро, но верю я, что скоро
По снегу доберутся к тебе мои следы».

Когда поэт любит и любим, стихи рождаются как бы сами по себе. А без любви стихов нет, как ночью солнца. Так уж получилось, что Михаил Исаевич писал такие проникновенные строки, которые почти сразу же ложились на музыку. Причем, практически все известные композиторы – Ян Френкель, Владимир Шаинский, Оскар Фельцман, Юрий Саульский, Василий Соловьев-Седой, Никита Богословский очень охотно сотрудничали с поэтом. А уж шлягеров, вышедших из-под его пера, и вовсе не перечесть. Помните, как в 60-е годы почти из каждой квартиры доносился его «Черный кот»?

Жил да был черный кот за углом.
И кота ненавидел весь дом,
Только песня совсем не о том,
Как не ладили люди с котом.

Говорят, не повезет,
Если черный кот дорогу перейдет,
А пока наоборот,
Только черному коту и не везет!

Целый день во дворе суета –
Прогоняют с дороги кота,
Только песня совсем не о том,
Как охотился двор за котом!

Даже с кошкой своей за версту
Приходилось встречаться коту.
Только песня совсем не о том,
Как мурлыкала кошка с котом.

Бедный кот от усов до хвоста
Был черней, чем сама чернота!
Да и песенка в общем о том,
Как обидно быть черным котом!

Говорят, не повезет,
Если черный кот дорогу перейдет,
А пока наоборот,
Только черному коту и не везет!

Или такой интересный факт. Грустная песня в исполнении Вахтанга Кикабидзе, которая называется «Проводы любви». У вас не создается впечатление, что написал ее человек, родившийся и выросший на берегах Куры? Сразу после первого исполнения многие люди посчитали, что слова написал чуть ли не сам Вахтанг. Но нет, их автор Михаил Исаевич.

Полчаса до рейса, полчаса до рейса,
Мы почти у взлетной полосы.
И бегут быстрее всех часов на свете
Эти электрические часы.

Вот и все, что было,
Вот и все, что было.
Ты как хочешь это назови.
Для кого-то просто
Летная погода,
А ведь это проводы любви.

И того, что было, и того, что было,
Нам с тобою снова не связать.
Жаль, что мы друг другу так и не успели
Что-то очень важное сказать.

По аэродрому, по аэродрому
Лайнер пробежал, как по судьбе,
И осталась в небе светлая полоска,
Чистая, как память о тебе.

Вот и все, что было,
Вот и все, что было.
Ты как хочешь это назови.
Для кого-то просто
Летная погода,
А ведь это проводы любви.

Много песен было создано и в последующие годы, причем, самых разноплановых. Вот скажите, что может быть общего между грустным «Зеркалом»:

Иногда о любви забываю,
Но про все забываю любя,
Без тебя не живу, не бываю,
Даже если живу без тебя.

Вгляжусь в тебя как в зеркало до головокружения,
И вижу в нем любовь мою, и думаю о ней.
Давай не видеть мелкого в зеркальном отражении,
Любовь бывает долгою, а жизнь еще длинней.

В дальней дали мне слышится, снится,
Голос твой долети, доплыви.
И с любовью ничто не сравнится,
Даже звезды не выше любви.

И когда я с тобою прощаюсь,
И ладонь твою глажу любя,
Ты не верь, это я возвращаюсь,
Я иду от тебя до тебя.

Вгляжусь в тебя как в зеркало до головокружения,
И вижу в нем любовь мою, и думаю о ней.
Давай не видеть мелкого в зеркальном отражении,
Любовь бывает долгою, а жизнь еще длинней.

...озорной и веселой, по-детски неприхотливой песенкой, звучавшей едва ли не в каждой пионерской передаче:

Если с другом вышел в путь,
Если с другом вышел в путь –
Веселей дорога!
Без друзей меня чуть-чуть,
Без друзей меня чуть-чуть,
А с друзьями много.

Что мне снег? Что мне зной?
Что мне дождик проливной?
Когда мои друзья со мной!

Там где трудно одному,
Там где трудно одному –
Справлюсь вместе с вами.
Где чего-то не пойму,
Где чего-то не пойму –
Разберем с друзьями!

На медведя я, друзья,
На медведя я, друзья,
Выйду без испуга,
Если с другом буду я,
Если с другом буду я
А медведь без друга!

Что мне снег? Что мне зной?
Что мне дождик проливной?
Когда мои друзья со мной!

...и песней, на которой выросло не одно поколение защитников Родины:

У солдата выходной, пуговицы в ряд
Ярче солнечного дня золотом горят.
Часовые на посту, в городе весна,
Проводи нас до ворот, товарищ старшина.

Идет солдат по городу, по незнакомой улице,
И от улыбок девичьих вся улица светла.
Не обижайтесь девушки, но для солдата главное,
Чтобы его далекая, любимая ждала.

Я солдат попьет кваску, купит эскимо,
Никуда не торопясь выйдет из кино,
Карусель его помчит песнями звеня,
И в запасе у него останется пол дня.

Идет солдат по городу, по незнакомой улице,
И от улыбок девичьих вся улица светла.
Не обижайтесь девушки, но для солдата главное,
Чтобы его далекая, любимая ждала.

А в заключение еще две песни, за которые его друзья звали «гением шлягера». Не за эти конкретные, а вообще…

На дальней станции сойду, трава – по пояс!
И хорошо с былым наедине
Бродить в полях, ничем, ничем не беспокоясь,
По васильковой, синей тишине.

На дальней станции сойду, – запахнет мёдом!
Живой воды попью у журавля...
Тут всё – моё, и мы, и мы отсюда родом –
И васильки, и я, и тополя.

На дальней станции сойду, – необходимо!
С высокой ветки в детство загляну,
Ты мне опять позволь, позволь, мой край родимый,
Быть посвящённым в эту тишину.

На дальней станции сойду, – трава – по пояс!
Зайду в траву, как в море, босиком...
И без меня обратный скорый-скорый поезд
Растает где-то в шуме городском.

И, наконец, тоже о природе, под которую так любила зажигать молодежь конца 80-х годов…

Там, где стежка проторенная
Зарастает лебедой,
Есть трава заговоренная –
Подорожник молодой.

Подорожник-трава!
На душе тревога –
Может, вовсе у нас
Не было любви?
От тебя – до меня –
Долгая дорога,
От меня – до тебя –
Только позови!
Подорожник-трава!
Нам бы догадаться –
Может, вовсе у нас
Не было любви?
От тебя – до меня –
Ждать и не дождаться,
От меня – до тебя –
Только позови!

Пыль дорожная уляжется,
Отлетит, как не была!
Оглянусь – и мне покажется
Это я с тобой прошла.

Позову – и мне аукнется
Сорок трав, и среди них –
Та одна трава-заступница
От печалей от моих.

Подорожник-трава!
На душе тревога –
Может, вовсе у нас
Не было любви?
От тебя – до меня –
Долгая дорога,
От меня – до тебя –
Только позови!
Подорожник-трава!
Нам бы догадаться –
Может, вовсе у нас
Не было любви?
От тебя – до меня –
Ждать и не дождаться,
От меня – до тебя –
Только позови!

Михаил Танич основал группу «Лесоповал», выпустил более дюжины альбомов с песнями «русскими народными блатными хороводными». Но это еще целый пласт жизни поэта, которого я сегодня касаться не буду…

Михаил Исаевич скончался 17 апреля нынешнего, 2008 года. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве рядом с Игорем Тальковым…

Источник: http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-20554/

Махмуд Алисултанович Эсамбаев родился 15 июля 1924 года в чеченском селе Старые Атаги (Урус-Мартановский район Чечено-Ингушской АССР). По собственным словам, танцевать он начал уже в три года. Окончив шесть классов, Эсамбаев наперекор воле отца, осуждавшего такой несерьезный подход к будущей стезе, решил серьезно заниматься танцем. В 1939-1941 годах он учился в Грозненском хореографическом училище. После депортации семьи из родных мест в середине 1940-х годов Эсамбаев оказался в Киргизии, где и начался его творческий путь. Во Фрунзе его приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета, солистом которого он был в 1944-1956 годах.



С 1957 года Махмуд Эсамбаев выступал на эстраде, создав позже уникальный монотеатр танцевальных миниатюр. Среди наиболее ярких его композиций, где движения артист порой выверял по секундомеру, - танцы народов мира: чеченский и узбекский "Чабан", башкирский "Воин", монгольский "Охотник и орел", колумбийский "Бамбук", бразильский "Макумба", эстрадный вариант индийского танца бхарат-натья "Золотой бог", ритуальный "Танец огня" на музыку Мануэля де Фальи… Эти и многие другие танцы завоевали мировую сцену. Его не раз приглашали сниматься в кино, и одной из запоминающихся его ролей стал Шаман в приключенческой ленте "Земля Санникова" (1973).

В 1974 году Махмуд Эсамбаев - уже до того бывший народным артистом восьми республик - стал народным артистом СССР. Он избирался депутатом Верховного Совета СССР, был президентом Международного союза деятелей эстрадного искусства, академиком Международной академии танца, вице-президентом Международного союза театральных деятелей и Международной ассоциации балета, являлся членом Центрального Совета ВОПД "Духовное наследие". До последних дней своей жизни Эсамбаев занимался общественной деятельностью, старался помогать людям... В 1984 году ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда - но Золотую Звезду он стал носить лишь после развала Советского Союза. В 1990-х годах в огне войны на родине Эсамбаева, в Чечне, пропали его художественная коллекция произведений искусства и коллекция бриллиантов - и то и другое он собирал всю жизнь… Не стало великого танцовщика и замечательного человека 7 января 2000 года - он умер в Москве после тяжелой болезни..

Из воспоминаний:

Вторым браком мой отец женился на еврейке Софье Михайловне. Она меня воспитала. Ее и только ее я считаю своей настоящей матерью. Она звала меня Мойша. И когда в 1944 году чеченцев выселяли с Кавказа, она могла остаться, но она сказала: "Мойша, я еду с тобой, без меня ты там пропадешь".
У нее я выучил идиш и говорил на нем лучше многих евреев. Мы жили во Фрунзе, очень голодали. Я уже танцевал и пел еврейскую песню "Варнечкес", любимую песню мамы. Она меня и научила. И когда у местных богатых евреев был какой-либо праздник, маму и меня приглашали. Мама говорила: "Завтра мы идем на свадьбу к Меламедам. Там ты покушаешь гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше".
На свадьбе я, конечно, танцевал. А потом мама просила: "Мойша, а теперь пой". Я становился против нее и пел Варнечкес. Маме говорили: "Спасибо Вам, Софья Михайловна, что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика, другие же, как русские, ничего не знают по-еврейски". Они и не подозревали, что я чеченец.
Когда меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета, мама не пропускала ни одного спектакля с моим участием. Я танцевал во многих балетах. Однажды она сказала: - Мойша, ты танцуешь лучше всех. Почему же другим дарят цветы, а тебе нет? - Потому что у нас здесь нет родственников. - А разве цветы приносят родственники? - Родственники или близкие знакомые. Вечером я танцую в "Раймонде" Абдурахмана. Я появляюсь под занавес в первом акте, делаю прыжок и замираю. Идет занавес. И тут администратор приносит мне большой букет цветов. Тогда зрители передавали цветы через администраторов. В конце второго акта - еще один букет, в конце третьего - еще цветы, и большой букет после окончания спектакля. Я сразу понял - от кого цветы.
Однажды она заболела и лежала. А мне принесли цветы. Я прихожу домой, она лежит. Я говорю: - Мама, зачем ты приходила в театр? Ты же больна! Она отвечает: - Сыночек, я никуда не ходила, я не могу встать. - Откуда же цветы? - Люди поняли, что ты заслуживаешь цветов и принесли их тебе.
Как-то она спросила: - Мойша, скажи: евреи - это народ? - Конечно, народ, мама. - А почему ты танцуешь танцы разных народов, а еврейского у тебя нет? - Мама, а кто мне покажет, как его танцуют? - Я. - Как? - Руками. Она показала мне движения в еврейском танце. Я прочитал Шолом Алейхема и сделал танец "А юнгер шнайдер" (Юный портной). Этот танец стал у меня бисовкой. Мне приходилось его повторять три-четыре раза. А в те годы все еврейское на сцене запрещалось.
Приезжаю в Белоруссию, танцую своего "Портняжку". Оглушительный успех. После концерта какой-то начальник спрашивает: - А кто вам разрешил танцевать еврейский танец? - Я сам себе разрешил, - ответил я. (Из книги Е. Захарова и Э. Менашевского "Еврейские штучки")

В 1995-м году Махмуд в присутствии "сильных мира сего" проклял разжигателей чеченской войны. Такую историю рассказал чеченский литератор и журналист Руслан Наршхоев: После спектакля в Большом театре в Москве фуршет был. Махмуд в шапке, галстуке, как всегда, подтянутый, грустный был, в очень депрессивном состоянии. "Скажи?" Махмуд не решался. В конце концов, когда его доняли, а там был Лужков, там были министры, он сказал: "Я скажу", и он сказал очень грубые, но точные слова: "Пусть сдохнут все, кто начал войну".
Передохнул и сказал: "И все, кто за это не выпьет". И все выпили.

Поговорим о выдающейся роли В. В. Жириновского (наш, еврейский вклад!) в формирование идеологии «новорусской Империи», «новорусского империализма».

Тексты В. В. несомненно ярче (или, если угодно, «отмороженней») чем у современных, более солидно-официальных, да и неофициальных, певцов империи. Что у них на уме — или даже в подсознании — то у Жириновского было на языке еще 15 лет назад. Поэтому подлинную идеологию новейшего империализма хорошо изучать «по Жи­ри­нов­скому».

Он сделал как минимум три взаимосвязанных идеологических открытия.

Во-первых, русский, российский империализм может быть полностью отделен от коммунистического прошлого и даже противопоставлен ему, хотя и наследует основные родовые черты советской идеологии.

Во-вторых, именно империализм, а отнюдь не демократия и либерализм, является наиболее адекватной идеологией для новых классов, возникших в итоге либерально-рыночных и прозападных реформ в России.

В-третьих, речь идет о качественно новом — гламурном — империализме эпохи общества потребления.

Разберем эти открытия подробно.

Когда В. В. фертом выскочил на политическую сцену (1990–1991 год) казалось вполне очевидным, что проклятия в адрес США, Запада и восторги по поводу КГБ как вершины человеческой цивилизации — удел безнадежно замшелых коммунистических бабушек, скучный и тупой совок. Собственно, эту линию разрабатывал и разрабатывает тов. Зюганов — прямо повторяя советские мантры о борьбе с «американским империализьмом и израильским сионизьмом».



Наш герой был не таков!

С темпераментом гроссмейстера О. Бендера, налетевшего на г-жу Грицацуеву, он показал обалделому российскому обществу, что скучная советски-коммунистическая обер­тка легко отдирается от антиамериканской и империалистической конфетки. «Совок» надоел (особенно тогда, в начале 1990-х), хотелось чего-то свеженького, но родного! И В. В. предложил обществу всю ту же любимую мелодию — «мы самые крутые, во всем виноваты америкосы и мы их сделаем!» — в совершенно иной аранжировке. Исполнители — не нудный хор «красно-коричневая гвоздика», а развеселая панк-рок-группа «малиновые пиджаки и голые черепа».

Общество радостно потянулось на концерт, первым свидетельством чего стал гигантский успех ЛДПР на выборах 1993 года в Думу.

Во-вторых, В. В. объяснил наивным «младореформаторам» для кого, собственно, они проводят свои реформы.

«Вы думаете, что результат реформ — возникновение чистенького, полуевропейского среднего класса?! Не смешите мои тапочки, парниша! Итог реформ — появление «молодых волков», полубандитского, агрессивно-на­ци­о­на­ли­сти­че­ского класса. Он, этот класс, гоняет на «хаммерах», сидит в Ин­тер­нете, мотается в Париж, знает 20 видов шампуня и 30 сортов пиццы, но ненавидит все западное, высшая его мечта «конкретно нагнуть» западных лохов позорных, с их высокомерием, идиотской и лживой политкорректностью, словом — «встать с колен» и въехать этим коленом аккурат в пах американцам, больно много о себе понимающим! Ах, вы, господа, не рассчитывали на такой результат «либеральных реформ»? Ну, рассчитывайте дальше, расчетливые вы наши … ».

В-третьих, В. В. отлично чувствовал своего клиента — для этого ему достаточно посмотреться в зеркало. А именно — любитель попользоваться жизнью и молодец против овец, его «молодой волк» совершенно не намерен ничем платить на все эти «имперские приколы». Как говорил дедушка «молодых волков» гр-н Шариков: «на учет возьмусь, а воевать — шиш с маслом».

Поэтому и имперски-на­ци­о­на­лис­тическую идеологию В. В. сочинил соответствующую — халявную «войну в белых штанах». Отсюда — его «броски на Юг», без малейшего риска, военно-развлекательная про­гулка на джипах.

В жизни так не бывает?

Во-первых, в жизни всякое бывает, а во-вторых - ну и черт с ним! Речь-то идет о гламурно-бру­таль­ном приколе, о футбольно-пивном болении у ТВ, а не о войне, фашизме и Империи. Трагедии давно вышли из моды — остался фарс.

Вот такая идеология. ТВ-ругань против Запада, самодовольство, ставка на грубую и циничную силу, демонстрация понтов и … Да, собственно — и хватит.

Это приносило неизменно-пре­вос­ходный результат в исполнении Жириновского — он «зарабатывал в Думе», скупал квартиры и резвился в ящике. Но на большее не рассчитывал — еврей, очевидный злобно-циничный «артист на сцене жизни», он по определению и не мог быть никем иным, кроме успешного политторговца.

Однако в реальности его роль оказалась совсем иной …

По мере того, как страна до краев наливалась нефтедолларами, росло «самоуважение масс». А формы для этого самоуважения уже нашел г-н Жириновский. И вот уже совсем-совсем на другом уровне и от совсем-совсем других людей зазвучали те же песни. Малый фарс превратился в большую политику.

А Жириновский — этот первооткрыватель идеологии, опередивший свое время — не претендует «возглавить процесс». Он остался на обочине: «и наши дети, в добрый час, из мира вытеснят и нас».

Источник: http://www.e-slovo.ru/406/k1.htm

Вот это урок!!!

"Царь Давид", "король скрипачей", "гений скрипки" - эпитеты, которыми современники наградили Давида Ойстраха еще при жизни.
Сегодня кумиру советской эпохи исполнилось бы 100 лет.

Увеличить

Всего восемьдесят лет назад молодой скрипач из Одессы с библейским именем Давид появился в стенах Московской консерватории, но с тех пор случилась и канула целая эпоха в исполнительском искусстве - та, что имеет конкретное название "Давид Ойстрах". Его легенда невоспроизводима - он эталон, на который равнялись и тогда, когда он играл, и сейчас, спустя три с лишним десятилетия после его смерти. "Давид Ойстрах" означает олимпийское качество: чистоту и ясность формы, феноменальной красоты звук и исполнительскую волю, создавшую незабываемые, приподнятые над музыкальным текстом трактовки произведений. Композиторы доверяли Ойстраху новые партитуры, писали специально "под его руку" и получали резонанс, о котором можно было только мечтать: концерты и сонаты для скрипки Шостаковича, Прокофьева, Глазунова, Мясковского, Хачатуряна звучали в исполнении Ойстраха по всему миру. Для советской же аудитории музыкант подготовил грандиозный проект "Развитие скрипичного концерта", исполнив впервые в Союзе концерты Элгара, Сибелиуса, Стравинского, Шимановского, Хиндемита, Уолтона, Бартока.
Однако звезда музыканта заблистала не сразу: он не вундеркиндом ворвался на музыкальный олимп, а медленно и упорно завоевывал ступени успеха, пройдя и школу Петра Столярского - одесского "фабриканта звезд", и альтовый пульт в одесском оркестре, и долгие годы выступлений в гала между балетными па и ариями примадонн. Зато успех его настиг раз и навсегда: он покорил в 37-м году в Брюсселе на конкурсе Эжена Изаи королеву Бельгии Елизавету и членов жюри, устроивших ему стоячую овацию после исполнения Концерта Чайковского, мгновенно оказавшись на пике международного успеха и в поле пристрастного сталинского ока. Ему повезло: его не репрессировали, не убили, не запрещали выступать. Только инфаркты свидетельствовали о стрессах, которые он переживал, держа годами у входных дверей квартиры чемодан с "тюремными" вещами. Он платил, как и все его современники, внутренним ужасом за право быть творцом, выступать свободно по всему миру, стать классиком и мифом советской
исполнительской школы.
Даже скрипка в его руках перестала быть "Страдивари", а стала отдельным феноменом - "скрипкой Ойстраха". В концертном зале он представал не романтизированным кумиром, как когда-то Паганини, а именно источником гармонии, ясности, чистоты стиля. Все, кто слышал его вживую, не забудут проникновенности, нежности,
сосредоточенности этой игры, волновавшей душу и заставляющей внимать исполнению Ойстраха как духовному посланию. Именно поэтому слушатели не разбегались во время его концерта под вой сирены в блокадном Ленинграде, очарованно замирали, сидя у радийных динамиков во время трансляций его выступлений, устраивали ему часовые овации в зале.
Он стал живой легендой, эталоном, "царем Давидом". Один австрийский музыковед написал под впечатлением его игры: "Многие задают себе вопрос: в чем же неповторимость этого величайшего из живущих сейчас скрипачей? Мне кажется, ответ на этот вопрос можно получить, перефразировав известный стих Гёте: "Здесь само собой разумеющееся становится событием".
100-летие со дня рождения выдающегося музыканта отмечается в Москве музыкальным фестивалем его памяти. В концертном цикле в Большом зале консерватории выступят ученики Давида Ойстраха: Гидон Кремер, Лиана Исакадзе, Александр Винницкий, Сергей Гиршенко, Виктор Пикайзен, пройдет Международный конкурс скрипачей, открыта выставка "Век Давида Ойстраха".
Владимир Спиваков даст сегодня сольный концерт, посвященный юбилейной дате, в Светлановском зале Дома музыки.

Источник: Российская Газета (Федеральный выпуск) N4761 от 30 сентября 2008 г.

12 октября – день памяти Аркадия Натановича Стругацкого, старшего из братьев-фантастов, который ушел из жизни в этот день, 17 лет назад.

Он родился 28 августа 1925 года в Батуми, где его отец, Натан Стругацкий, работал редактором газеты «Трудовой Аджаристан». Так что первые годы будущего писателя прошли на берегу Черного моря. Он, как и все его сверстники, с утра до позднего вечера пропадал именно на море, и каждое лето был похож на арапчонка. Любовь к водной стихии осталась в его крови до конца дней…

В 1933 году Натана Залмановича назначили научным сотрудником Государственного Русского музея в Ленинграде. Именно здесь, спустя несколько дней, на свет появился младший брат Аркадия, которого назвали Борисом. Так что в какой-то мере детство у старшего брата закончилось, потому что с младшим чаще всего приходилось оставаться именно ему.

В довоенные годы семья Стругацких жила дружно и, по большому счету, без особых проблем. Но с началом Великой Отечественной войны и с наступлением гитлеровцев на Ленинград – все изменилось.

Поначалу Натан Залманович наотрез отказался покидать город на Неве вместе с семьей, как-то не верилось, что фашисты задержатся у стен города надолго. Но тяжелая зима 1941-1942 года внесла свои коррективы. Стругацкие решились выехать из Ленинграда по Дороге жизни. Отъезд был назначен на январь 1942 года, но накануне его тяжело заболел Борис. На семейном совете было решено, что сначала в эвакуацию поедут отец со старшим сыном, а мама с младшим присоединятся к ним позднее.

Увы, этому не суждено было сбыться. Обессиленный от голода Натан Залманович так и не доехал до Средней Азии, куда они направлялись. Он скончался в дороге, в Вологде, где и был похоронен. А Аркадия судьба забросила в поселок Тышла в оренбургской степи, откуда уже в следующем, 1943 году, он был призван в армию. К счастью, 18-летнего парня, очень умного и образованного, на фронт решили послать не сразу. Его направили в Актюбинское минометное училище, а пока он учился, война продолжилась в Европе. Начальство уже думало о послевоенной жизни, а потому минометчика Аркадия Стругацкого отправили в Москву, в Военный институт иностранных языков, где он учился вплоть до 1949 года, после чего лейтенантом, с дипломом переводчика с японского и английского языка, Аркадий был отправлен туда, куда Макар телят не гонял, на Камчатку.

Жизнь в военном городке была нелегкая. Хватало и бытовых трудностей, а уж сама служба...
Как переводчик, молодой лейтенант должен был на катерах гоняться за японскими браконьерами. Но любая дуэль с этими наглыми ворами предсказуемо заканчивалась в их пользу: у браконьеров были мощные двигатели, так что русские ржавые «калоши» со своим черепашьим ходом никого догнать не могли. При этом японские браконьеры еще и откровенно издевались над пограничниками.

Аркадий Натанович Стругацкий

Но Аркадий не был бы талантливым во всем, если бы не придумал интересный ход. Однажды офицеры-холостяки в очередной раз проводили культурно-развлекательное мероприятие: пили неразбавленный спирт. На этот раз в компанию затесались представители нескольких родов войск. Переводчик изливал душу какому-то «летуну», который оказался тыловиком из батальона аэродромного обслуживания. Он и предложил Стругацкому поставить на их «калошу» списанный самолетный движок.

Конечно, это было самоуправство, более того, оба участника эксперимента могли быть в лучшем случае, уволены из армии, в худшем – получить срок. Но по пьяной лавочке какой только подвиг не совершишь. Одним словом, самолетный движок был установлен на пограничном катере. Когда это «модернизированное» плавсредство показалось в районе браконьерства, японцы и глазом не моргнули. Они продолжали набивать трюмы собственных катеров, рассчитывая уйти, как это бывало каждый раз. И слишком поздно увидели, что катер русских набрал «космический» ход. В общем, японцев догнали в считанные минуты. Так случилось и на второй день, и на третий. А на четвертый – японцы ушли из этого района промысла, как крысы с корабля перед штормом. По островам пронесся слух, что у русских появилось новое, сверхсекретное оружие...

«Культурные» мероприятия были единственной отдушиной в отдаленном гарнизоне. На них лейтенант Стругацкий часто рассказывал интересные истории, которые с ним приключились еще во время учебы в Москве. Так, однажды они вдвоем с товарищем были приглашены двумя красивыми незнакомками в гости. Еще по дороге парни договорились, кто за кем будет ухаживать. «Ты, Аркаша, берешь на себя брюнетку, а я, так уж и быть, блондинку».

Младший и старший братья встречались часто. К сожалению, среди братьев это не часто встречается

Дружили парами несколько месяцев, пока товарищ со своей блондинкой не решили пожениться. Только на свадьбе выяснилось, что блондинка оказалась дочерью маршала. Счастливый спутник Аркадия дальше Арбата нигде не служил, а оскорбленный Стругацкий «залил горе» так отчаянно,
что на следующее утро проснулся на… гаптвахте. И вместо праздничного стола увидел не менее «помятого» молодого человека, своего ровесника. Разговорились, он оказался сыном другого маршала, имевшего виды на невесту. Поэтому с горя так надрался. Не успели товарищи по несчастью излить свое горе, как во двор московской гауптвахты въехал небольшой броневичок. Оказалась, что мамаша арестанта, мадам маршальша, прислала сыночку добрый пуд снеди.

Через несколько месяцев младший лейтенант Стругацкий сам пошел свататься. Не нашел ничего лучше, как засватать внучку самого главного столичного мясника. Внучка была согласна, Аркадий тоже, но дедушка заартачился: «За голь перекатную девочку не отдадим». И даже не посмотрел на то, что дедушка Аркадия тоже в свое время был старейшиной мясницкого цеха столицы…

Служба закончилась для Аркадия Натановича в 1955 году, когда началось сокращение в армии, после чего он вернулся в Москву, где работал сначала в Институте научной информации, а потом редактором в Гослитиздате и Детгизе.

Кто за машинкой, а кто диктует, вы, наверное, уже догадались...

Чуть позже они решили с подросшим младшим братом писать вместе научную фантастику. Первые два научно-фантастических рассказа вышли в журналах «Техника – молодежи» и «Знание – сила» ровно 50 лет назад, в 1958 году. А в следующем году свет увидела первая повесть – «Страна багровых туч», в Детском государственном издательстве, причем достаточно большим тиражом – 90 тысяч экзмепляров.

А дальше – понеслось-поехало. Повестей и романов братьев Стругацких с нетерпением ожидали читатели не только в СССР, но и во многих странах Европы и мира. Так что, испытывая иногда дефицит в советских деньгах, Аркадий и Борис всегда имели на руках чеки Внешторгбанка. Правда, на них не все продавалось. Так, любили рассказывать друзья случай из жизни, когда однажды один их них, прихватив бутылку, спросил у Стругацкого, что прикупить еще, тот сказал коротко: «Хлеба».

Собеседник-собутыльник, купив батон, пришел на кухню, и первым делом решил поставить бутылочку в холодильник, для охлаждения. Каково было его удивление, когда он, открыв дверцу, обнаружил, что единственное содержание холодильника – литровая банка с черной икрой!

Как писали братья Стpугацкие? По словам Аpкадия Hатановича, очень пpосто. Сначала они поpознь пpидумывали новую вещь, потом съезжались и делали очень подpобный ее конспект. Затем они вместе писали на машинке пеpвый ваpиант. После этого, оставив себе каждый по копии, они поpознь
пpавили pукопись. Hа заключительном этапе pаботы Стpугацкие сводили пpавку в один экземпляp. Выходило без сучка и задоринки…

Андрей Тарковский "вывел" Стругацких на дорогу кино

И еще два интересных момента. Одного из своих сыновей Владимир Высокцкий назвал в честь Аркадия Натановича, которого очень уважал. И второй – одна из дочерей самого Стругацкого стала второй женой Егора Гайдара.

Аркадий Натанович Стругацкий скончался 12 октября 1991 года, после тяжелой продолжительной болезни. С тех пор его младший брат, Борис, по его же словам, продолжил «пилить толстое бревно
литературы двуручной пилой, но без напарника».

Источник: http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-21461/

Сегодня 90 лет Александру Галичу.
Он родился 19 октября 1918 года в Екатеринославе (ныне Днепропетровск). Отец - Аркадий Самойлович Гинзбург - был экономистом, мать - Фанни Борисовна Векслер - работала в консерватории. Она была натура артистическая - увлекалась театром, училась музыке, и большинство увлечений Фанни Борисовны передалось затем ее детям - Александру и Валерию (последний станет известным кинооператором, снимет фильмы "Солдат Иван Бровкин", "Когда деревья были большими", "Живет такой парень" и др.).

После рождения первенца Гинзбурги переехали в Севастополь, а в 1923 году перебрались в Москву, в дом в Кривоколенном переулке.

Вспоминает младший брат Александра Валерий:

"Мир Кривоколенного переулка был замкнутым, я вроде бы ничего не знал о том, что происходило вовне, но при этом сопричастность этому вроде бы незнаемому была неудивительной. Мы всем двором, взрослые и дети, наблюдали подъем аэростата - зрелище само по себе ничего не представляло, но сопричастность событию создавала некую "ауру" естественной общности, что ли. В начале Кривоколенного, почти на углу Мясницкой, была стоянка извозчиков, а рядом - два котла для варки асфальта. В них ночевали беспризорники, в тепле.
Мы, приготовишки, упоенно пели песню про "финский нож" или частушку: "Когда Сталин женится, черный хлеб отменится", и нам казалось, что мы приобщаемся к их беспризорной вольности. Учились мы в здании бывшей гимназии в Колпачном переулке, занятия для нас начинались часов с двенадцати, и мы, сидя на полу в ожидании, когда старшие освободят классы, все это распевали...

Дом наш в Кривоколенном был суматошный, бесконечные гости, всегда кто-нибудь ночевал из приезжавших, и папа, и мама работали. Они не были конторскими служащими, поэтому работа была не регламентирована, т. е. длилась гораздо больше обычного рабочего дня, общения с ними в детстве было мало, близость пришла позднее...

Благодаря матери Александр уже в раннем возрасте начал увлекаться творчеством - с пяти лет он учился играть на рояле, писать стихи. В восемь лет он стал заниматься в литературном кружке, которым руководил поэт Эдуард Багрицкий. В школе Александр учился на "отлично" и был всеобщим любимцем - кроме прекрасной игры на рояле, он хорошо танцевал, пел революционные песни, декламировал стихи. В 14 лет свет увидела его первая поэтическая публикация. Окончив девятый класс, Александр подает документы в Литературный институт и, к удивлению многих, поступает. Однако неуемному юноше этого мало, и он в те же дни подает документы еще в одно учебное заведение - Оперно-драматическую студию К. С. Станиславского, на драматическое отделение. И вновь, к удивлению родных и друзей, он принят. Чуть позже, когда совмещать учебу в обоих вузах станет невмоготу, Александр отдаст предпочтение театру и уйдет из Литинститута. Однако и в Оперно-драматической студии он проучится всего три года и покинет ее, так и не получив диплома.

Поводом к уходу из студии была обида. Один из преподавателей, народный артист Л. Леонидов, однажды дал ему для ознакомления его личное дело. И там, среди прочего, Александр прочел слова, написанные рукой Леонидова: "Этого надо принять! Актера из него не выйдет, но что-то выйдет обязательно!" Юного студийца эта фраза задела, и он ушел в только что открывшуюся студию под руководством Алексея Арбузова. Было это осенью 1939 года. А в феврале следующего года студия дебютировала спектаклем "Город на заре", который был показан всего несколько раз - затем началась война. Большинство студийцев ушли на фронт, а Александра комиссовали - врачи обнаружили у него врожденную болезнь сердца. Но в Москве он все равно не задерживается - устроившись в геологическую партию, отправляется на юг. Грозный, потом Чирчик под Ташкентом.

В Чирчике Александр влюбился в юную москвичку, актрису Валентину Архангельскую (она была секретарем комсомольской организации театра, а Галич - ее заместителем). Молодые собирались там же расписаться, однако непредвиденное обстоятельство помешало им это сделать.
Однажды они сели в автобус и отправились в загс. Чемоданчик с документами они примостили возле ног, а сами принялись целоваться. Продолжалось это всю дорогу, а когда молодые опомнились и собрались выходить, они внезапно обнаружили, что чемоданчика уже нет - сперли. Затею с загсом пришлось отложить до лучших времен. Спустя год на свет появилась дочь, которую назвали Аленой.

В 1944 году жена Александра уехала в Иркутск - работать в местном театре. Чуть позже вместе с дочерью за ней должен был отправиться и Александр (ему обещали место завлита), однако судьба распорядилась по-своему. Его мать внезапно заявила, что "не позволит таскать ребенка по "сибирям", и запретила сыну уезжать из Москвы. И тот послушался. То ли потому, что слишком боялся матери, то ли по причине охлаждения к жене. Валентине же было сообщено, что, если она хочет жить с семьей, пусть немедленно возвращается в Москву - к мужу и ребенку (свекровь даже обещала первое время помогать им деньгами). Однако та рассудила по-своему и осталась в Иркутске. Так распался первый брак Александра Гинзбурга, который вскоре взял себе литературный псевдоним Галич (соединение букв из разных слогов имени, отчества и фамилии - Гинзбург Александр Аркадьевич).

Весной 1945 года в жизни Галича появилась новая любовь. Звали ее Ангелина Шекрот (Прохорова). Была она дочерью бригадного комиссара и в те годы училась на сценарном факультете ВГИКа. До Галича она уже успела несколько раз влюбиться (ходили слухи о ее красивом романе с подающим надежды режиссером) и даже выйти замуж за ординарца собственного отца. В этом браке у нее родилась дочь Галя (в 1942-м). Но в самом начале войны муж пропал без вести, и Ангелина осталась вдовой. А в 45-м в ее жизни возник Галич.
Вот как пишет Н. Милосердова: "Их свадебная ночь прошла на сдвинутых гладильных досках в ванной комнате в доме их друга Юрия Нагибина. Аня была худой, утонченной, с длинными хрупкими пальцами. Галич называл ее Нюшкой. Еще у нее было прозвище - Фанера Милосская. Она стала для него всем - женой, любовницей, нянькой, секретаршей, редактором. Аня не требовала от Галича верности, состояние влюбленности было для него естественным творческим стимулятором, никакого отношения не имеющим к их любви. Он был бабником в самом поэтическом смысле этого слова. Нюша его не ревновала, к романам мужа относилась с иронией. Скажем, однажды "возмутилась": "Ладно бы выбрал себе кустодиевско-рубенсовский тип, можно понять. Но очередная пассия - такая же "фанера". И она решила "воздействовать" на даму - догнала их, собравшихся "погулять", и долго впихивала мужу разные лекарства, заботливо инструктируя даму, в каком случае что применять. Не помогло, дама разгадала ее ход: "Нюша, дайте еще клистир и ночной горшок, да побыстрее, а то мы не успеем полюбоваться закатом".

В 1945 году Галич предпринял попытку осилить высшее образование (до войны ему это сделать не удалось - в студии Станиславского диплома ему не выдали). На этот раз Галич решил получить не театральное образование, а какое-нибудь ярко выраженное гуманитарное и специальное. И его выбор пал на Высшую дипломатическую школу. Однако там его ожидал "облом". Когда Галич пришел в школу и спросил у секретарши, может ли он подать заявление, та смерила его высокомерным взглядом и сказала: "Нет, вы не можете подать заявление в наше заведение". - "Почему?" - искренне удивился Галич. "Потому что лиц вашей национальности мы вообще в эту школу принимать не будем. Есть такое указание".

Отсутствие диплома не помешало Галичу через пару лет обрести всесоюзную славу. Пришла она к нему как к талантливому драматургу. В Ленинграде состоялась премьера спектакля по его пьесе "Походный марш". Песня из этого спектакля, тоже написанная Галичем - "До свиданья, мама, не горюй", - стала всесоюзным шлягером. Чуть позже состоялась еще одна триумфальная премьера творения Галича (в содружестве с драматургом К. Исаевым) - комедии "Вас вызывает Таймыр".

В начале 50-х Галич был уже преуспевающим драматургом, автором нескольких пьес "За час до рассвета", "Пароход зовут "Орленок", "Много ли человеку надо" и др. В 1954 году фильм "Верные друзья", снятый по сценарию Галича (и его постоянного соавтора К. Исаева), занял в прокате 7-е место, собрав 30,9 млн. зрителей.

В 1955 году Галича принимают в Союз писателей СССР, а три года спустя и в Союз кинематографистов. В 1956 году Театр-студия МХАТа (позднее ставшая театром "Современник") решает открыть сезон двумя премьерами, в том числе и спектаклем по пьесе Галича "Матросская тишина" (он написал ее сразу после войны). Сюжет пьесы можно пересказать в нескольких словах.
Старый местечковый еврей Абрам Шварц мечтает, чтобы его сын Давид стал знаменитым скрипачом. Но война разрушает его мечты. Сам Абрам погибает в гетто, а Давид уходит на фронт и там погибает. Но продолжают жить другие: жена Давида, его сын, их друзья. В спектакле были заняты тогда еще никому не известные актеры: Олег Ефремов, Олег Табаков, Игорь Кваша, Евгений Евстигнеев.

Однако до премьеры дело так и не дошло. На генеральной репетиции присутствовали несколько чиновников и чиновниц из Минкульта, и одна из них внезапно вынесла свое резюме увиденному: "Как это все фальшиво! Ни слова правды!" В ответ на эту реплику присутствовавший здесь же Галич не сдержался, вскочил с места и громко произнес: "Дура!" На этом обсуждение увиденного закончилось.

Несмотря на этот инцидент, Галич по-прежнему оставался одним из самых преуспевающих драматургов. В театрах продолжали идти спектакли по его пьесам, режиссеры снимали фильмы по его сценариям. Будущий комедиограф Леонид Гайдай начинал свой путь в кино именно с произведений Галича - сначала он снял короткометражку "В степи", а в 1960 году свет увидел фильм "Трижды воскресший", созданный на основе пьесы Галича "Пароход зовут "Орленок". Правда, несмотря на целое созвездие имен, собранных в картине, -Алла Ларионова, Всеволод Санаев, Надежда Румянцева, Константин Сорокин, Нина Гребешкова, - фильм получился никудышный.

В первой половине 60-х содружество Галича с кино складывается более удачно. Сценарии Галича расхватывались режиссерами. Причем, в абсолютно разных жанрах. В военной драме "На семи ветрах", снятой в 1962 году Станиславом Ростоцким, повествовалось о любви, опаленной войной, в комедии "Дайте жалобную книгу" (реж. Эльдар Рязанов) - о предприимчивой девушке -директоре ресторана, в детективе "Государственный преступник" (реж. Николай Розанцев) - о поимке органами КГБ опасного преступника (за эту работу Галич получил премию КГБ), в биографической драме "Третья молодость" (реж. Ж. Древиль) - о великом русском балетмейстере Мариусе Петипа.

Весной 1960 года от Союза кинематографистов он посещает с делегацией Швецию и Норвегию. Между тем под внешним благополучием скрывалась душевная неустроенность, которую он очень часто заливал водкой. На этой почве в 1962 году у него случился первый инфаркт. Однако даже после этого "звонка" Галич не распрощался с "зеленым змием". На совместных посиделках, которые он с женой посещал в те годы в домах своих коллег, он умудрялся напиваться даже под недремлющим оком своей Нюши. Та порой сетовала друзьям: "Я умираю хочу в уборную, но боюсь отойти, Саше тут же нальют, он наклюкается, а ему нельзя, у него же сердце!"

В начале 60-х в Галиче внезапно просыпается бард-сатирик, и на свет одна за другой появляются песни, которые благодаря магнитофонам мгновенно становятся популярными. Самой первой песней этого цикла была "Леночка" (о девушке-милиционере, в которую влюбляется некий заморский шах), написанная Галичем бессонной ночью в поезде Москва - Ленинград в 1962 году.
Затем - "Старательский вальсок", "У лошади была грудная жаба", "Тонечка", "Красный треугольник", "Аве Мария", "Караганда", "Ночной дозор", "Памяти Пастернака", "Баллада о Корчаке", "На сопках Маньчжурии", "Летят утки" и др. Однако его творчество развивалось как бы в двух руслах: с одной стороны -лирический мажор и патетика в драматургии (пьесы о коммунистах, сценарии о чекистах), с другой - пронзительная, гневная печаль в песнях. Эта раздвоенность многих раздражала. Когда Галич впервые исполнил несколько сатирических песен на слете самодеятельной песни в Петушках, многие участники слета обвинили его в неискренности и двуличии.

Между тем слава Галича-барда продолжает расти. В марте 1968 года его пригласили на фестиваль песенной поэзии в новосибирском академгородке "Бард-68". Этот фестиваль вызвал небывалый аншлаг. Под него был выделен самый обширный из залов Дворца физиков под названием "Интеграл", и этот зал был забит до отказа, люди стояли даже в проходах. На передних креслах сидели члены фестивального жюри.

Галич начал с песни "Промолчи", которая задала тон всему выступлению ("Промолчи - попадешь в палачи"). Когда же через несколько минут он исполнил песню "Памяти Пастернака", весь зал поднялся со своих мест и некоторое время стоял молча, после чего разразился громоподобными аплодисментами.

Галич получает приз-серебряную копию пера Пушкина, почетную грамоту Сибирского отделения Академии наук СССР, в которой написано: "Мы восхищаемся не только Вашим талантом, но и Вашим мужеством..."

В августе того же года, потрясенный вводом советских войск в Чехословакию, он пишет не менее "крамольную" вещь, чем "Памяти Пастернака", - "Петербургский романс". Но на этот раз "звонок" прозвучал гораздо ближе - под боком у Галича. Его вызвали на секретариат Союза писателей и сделали первое серьезное предупреждение: мол, внимательнее отнеситесь к своему репертуару. Кислород ему тогда еще не перекрывали. В те дни Галич был завален работой: вместе с Марком Донским писал сценарий о Шаляпине, с Яковом Сегелем выпускал в свет фильм "Самый последний выстрел", готовился к съемкам на телевидении мюзикла "Я умею делать чудеса". Однако параллельно он продолжает писать песни. И хотя жена чуть ли не требует от него быть благоразумнее, на какое-то время прекратить выступления, Галич не может остановиться. Для него, человека пьющего (позднее в столичной тусовке будут ходить слухи и о наркотической зависимости Галича), домашние застолья - единственный способ хоть как-то разрядиться. Видимо, понимая это и устав бороться, жена просит его не позволять записывать себя на магнитофон. Галич дает такое слово, но обещание не держит. Магнитофонные записи с домашних концертов Галича продолжают распространяться по стране. Одна из этих записей становится для Галича роковой.

В начале 70-х дочь члена Политбюро Дмитрия Полянского выходила замуж за актера Театра на Таганке Ивана Дыховичного. После шумного застолья молодежь, естественно, стала развлекаться - сначала танцевать, затем слушать магнитиздат: Высоцкого, Галича. В какой-то из моментов к молодежной компании внезапно присоединился и отец невесты. До этого, как ни странно, он никогда не слышал песен Галича, а тут послушал... и возмутился. На следующий день
он поднял вопрос об "антисоветских песнях" Галича на Политбюро, и колесо завертелось. Галичу припомнили все: и выступление в академгородке, и выход на Западе сборника песен, и многое-многое другое, на что власти до поры до времени закрывали глаза. 29 декабря 1971 года Галича вызвали в секретариат Союза писателей - исключать. Вот как он вспоминал об этом:

Я пришел на секретариат, где происходило такое побоище, которое длилось часа три, где все выступали - это так положено, это воровской закон - все должны быть в замазке и все должны выступить обязательно, все по кругу... Было всего четыре
человека, которые проголосовали против моего исключения. Валентин Петрович Катаев, Агния Барто - поэтесса, писатель-прозаик Рекемчук и драматург Алексей Арбузов, - они проголосовали против моего исключения, за строгий выговор. Хотя Арбузов вел себя необыкновенно подло (а нас с ним связывают долгие годы совместной работы), он говорил о том, что меня, конечно, надо исключить, но вот эти долгие годы не дают ему права и возможности поднять руку за мое исключение. Вот. Они проголосовали против. Тогда им сказали, что нет, подождите, останьтесь. Мы будем переголосовывать. Мы вам сейчас кое-что расскажем, чего вы не знаете.
Ну, они насторожились, они уже решили - сейчас им преподнесут детективный рассказ, как я где-нибудь, в какое-нибудь дупло прятал какие-нибудь секретные документы, получал за это валюту и меха, но... им сказали одно-единственное, так сказать, им открыли:
- Вы, очевидно, не в курсе, - сказали им, - там просили, чтоб решение было единогласным.

Ну, раз там просили, то просьбу начальства надо уважить. Проголосовали, и уже все были за мое исключение. Вот как это происходило...

17 февраля 1972 года его так же тихо исключили и из Союза кинематографистов. Происходило это достаточно буднично. В тот день на заседание секретариата СК было вынесено 14 вопросов по проблемам узбекского кино и один (№7) - исключение Галича. Исключили единогласно.
Положение Галича стало катастрофическим. Еще совсем недавно он считался одним из самых преуспевающих авторов в стране, получал приличные деньги, которые от души тратил в дорогих ресторанах и заграничных вояжах. Теперь все это в одночасье исчезло. Прекращаются все репетиции, снимаются с репертуара спектакли, замораживается производство начатых фильмов. Оставшемуся без средств к существованию Галичу приходится пуститься во все тяжкие - он потихоньку распродает свою богатую библиотеку, подрабатывает литературным "негром" (пишет за кого-то сценарии), дает платные домашние концерты (по 3 рубля за вход).
Но денег - учитывая, что Галичу приходилось кормить не только себя и жену, но и двух мам, а также сына Гришу (родился в 1967 году от связи с художницей по костюмам киностудии имени Горького Софьей Войтенко), - все равно не хватало. Все эти передряги, естественно, сказываются на здоровье Галича. В апреле 72-го у него случается третий инфаркт. Так как от литфондовской больницы егоотлучили, друзья пристраивают его в какую-то захудалую клинику. Врачи ставят ему инвалидность второй группы, которая обеспечивала его пенсией... в 60 рублей.

Власти подталкивали Галича к тому, чтобы он покинул СССР. Но он стоически
сопротивлялся. Однако силы оказались небеспредельны. В 1974 году за рубежом вышла его вторая книга песен под названием "Поколение обреченных", что послужило новым сигналом для атаки на Галича со стороны властей. Когда в том же году его пригласили в Норвегию на семинар по творчеству Станиславского, ОВИР отказал ему в визе. Ему заявили: "Зачем вам виза? Езжайте насовсем".

При этом КГБ пообещал оперативно оформить все документы для отъезда. И Галич сдался. 20 июня он получил документы на выезд и билет на самолет, датированный 25 июня.

Вспоминает А. Архангельская-Галич:

Его провожало много народу. Был там Андрей Андреевич Сахаров. Когда отец выходил из дома, во дворе все окна были открыты, многие махали ему руками, прощались... Была заминка на таможне, когда ему устроили досмотр. Уже в самолете сидел экипаж и пассажиры, а его все не пускали и не пускали. Отцу велено было снять золотой нательный крест, который ему надели при крещении, дескать, золотой и не подлежит вывозу. На что папа ответил: "В таком случае я остаюсь, я не еду! Все!"

Были длительные переговоры, и наконец велено было его выпустить. Отец шел к самолету совсем один по длинному стеклянному переходу с поднятой в руке гитарой...

Путь Галича и Ангелины Николаевны лежал в Вену. Оттуда они отправились во Франкфурт-на-Майне, затем в Осло. Там прожили год, Галич читал в университете лекции по истории русского театра. Затем переехали в
Мюнхен, где Галич стал вести на радиостанции "Свобода" передачу под названием "У микрофона Александр Галич" (первый эфир состоялся 24 августа 1974 года).

Наконец они переехали в Париж, где поселились в небольшой квартирке на улице Маниль.

В эмиграции Галич много и плодотворно работал. Он написал несколько прекрасных песен, пьесу "Блошиный рынок", собирался ставить мюзикл по своим вещам, в котором сам хотел играть. Кроме этого, совместно с Рафаилом Голдингом он снял 40-минутный фильм "Беженцы XX века".

15 декабря - в парижскую квартиру Галича доставили из Италии, где аппаратура была дешевле, стереокомбайн "Грюндиг", в который входили магнитофон, телевизор и радиоприемник. Люди, доставившие аппаратуру, сказали, что подключение состоится завтра, для чего придет специальный мастер. Однако Галич не внял этим словам и решил опробовать телевизор немедленно. Благо жена на несколько минут вышла в магазин, и он надеялся, что никто не будет мешать ему советами в сугубо мужском деле.

А далее произошло неожиданное. По официальной версии, мало знакомый с
техникой, Галич перепутал антенное гнездо и вместо него вставил антенну в отверстие в задней стенке аппаратуры, коснувшись ею цепей высокого напряжения. Его ударило током, он упал, упершись ногами в батарею, замкнув таким образом цепь. Когда супруга вернулась домой, Галич еще подавал слабые признаки жизни. Когда же через несколько минут приехали врачи, было уже поздно - он умер на руках у жены.

Самой распространенной версией его смерти была гибель от длинных рук КГБ.
Этой версии придерживались многие. В том числе и его дочь Алена Архангельская-Галич:

Летом 1977 года мы говорили с ним по телефону, и он сказал, что сейчас стало спокойнее и он надеется, что я как сопровождающая бабушку (а бабушку-то уж точно выпустят к нему) смогу приехать. Он не знал, что за несколько месяцев до этого бабушка получила письмо без штемпеля, в котором печатными буквами, вырезанными из заголовков
газет, было написано: "Вашего сына Александра хотят убить". Мы решили, что это чья-то злая шутка. Кто же это прислал?
Может, это действительно было предупреждение? Ведь он погиб при очень загадочных обстоятельствах, в официальной версии концы с концами не сходятся. Неправильное присоединение телеантенны в гнездо, сердце не
выдержало удара током. Отец сжимал антенну обгоревшей рукой...
Специалисты утверждают, что этого не могло быть, что напряжение было не
настолько большим, чтобы убить. При его росте, под два метра, он не
должен был так упасть, упершись в батарею. Ангелины в доме не было
всего пятнадцать минут, она уходила за сигаретами. Она кричала. Улица
была узенькая, напротив находилась пожарная охрана, первыми, услышав
крик Ангелины, прибежали пожарные, они вызвали полицию, полиция вызвала
сотрудников радиостанции "Свобода". Почему? Почему не увозили его, пока
не приехала дирекция "Свободы"? И никто не вызвал "Скорую". Меня уверяли, что полиция в Париже исполняет функции и "Скорой помощи", но не реанимации же. Один факт не дает мне покоя, мне намекнули, что если бы расследование продолжалось и было бы доказано, что это убийство, а не несчастный случай, то Ангелина осталась бы без средств к существованию. Ибо гибель папы рассматривалась как несчастный случай при исполнении служебных обязанностей - он ставил антенну для прослушивания нашего российского радио, он должен был отвечать на вопросы сограждан, у него на "Свободе" была своя рубрика. Ангелина поначалу не соглашалась с этой версией и настаивала на дальнейшем расследовании. Но потом ее, видимо, убедили не рубить сук под собой - "Свобода" стала платить ей маленькую ренту, сняла квартирку.
Расследование было прекращено. Но до сих пор очень многие сомневаются в
достоверности этой версии...

Последним пристанищем Галича стала
заброшенная женская могила на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа в Париже.
Девять лет спустя в эту же могилу легла и супруга Галича Ангелина
Николаевна. Причем ее смерть тоже была трагической и тоже окутана туманом недомолвок. Согласно официальной версии 30 октября 1986 года, будучи в подпитии, она заснула в постели с горящей сигаретой в руке. Возник пожар, в результате которого Ангелина Николаевна задохнулась от продуктов горения. Вместе с нею умерла и ее любимая собачка Шуша.
Однако, как утверждает дочь Галича Алена, когда близкая подруга погибшей по вызову полиции приехала на место происшествия, она не обнаружила в доме некоторых вещей. В частности, кое-каких документов и второй части романа Галича "Еще раз о черте". Кому-то понадобились эти рукописи.

За два года до гибели вдовы Галича в СССР умерла ее 42-летняя дочь Галина. Мать на ее похороны не пустили.

В конце 80-х годов имя и творчество Александра Галича вновь вернулись на
родину. 18 января 1988 года в Доме архитектора состоялся вечер, посвященный его 70-летию. В том же году был снят документальный фильм о нем - "Александр
Галич. Изгнание".

В октябре 1998 года на доме 4 по улице Черняховского, где жил и откуда уехал в изгнание А. Галич, была открыта мемориальная доска. Причем вопреки запрету со стороны городских властей. Эту доску дочь поэта А. Архангельская собиралась открыть еще в 1989 году. Она обратилась в Комитет по культуре при Моссовете, но ей ответили отказом. Мол, реализация невозможна в связи с тем, что не разработан указ по памятным местам Москвы. Но в 1998 году с просьбой открыть мемориальную доску к мэру Москвы обратился Конгресс русской интеллигенции России. Однако обращение пошло по инстанциям и надолго осело в отделе охраны художественного наследия Моссовета. Видя, что это может продолжаться до бесконечности, родные и друзья поэта на собственные деньги заказали доску из вишневого мрамора художнику Роману Рыбальчику и, когда она была готова, повесили ее на доме.

В архангельской ссылке молодая эсерка Голда Горбман приглянулась рабочему парню Климу Ворошилову. Брак их был разрешен при условии венчания в церкви. Невеста приняла православие и стала Екатериной. На родине Голды в присутствии всего населения местечка раввин предал ее проклятию (херему), на еврейском кладбище появилась условная могилка, к которой безутешные родители Голды приходили помянуть потерянную дочь. А полувековой брак Екатерины Давидовны и Климента Ефремовича оказался на редкость гармоничным. Своих детей у них не было, но они вырастили пятерых приемных, среди которых и двое детишек Михаила Фрунзе. Вспоминает их невестка:

— В Бабьем Яре у Екатерины Давидовны погибла родная сестра с ребенком.
И без того немногословная, она стала еще молчаливей, но когда возникло государство Израиль, она не сдержалась: «Вот теперь и у нас тоже есть родина».


В. М. Молотов

Несколько фактов без комментариев и подробностей: жены С.М. Кирова,
Г.В. Плеханова, М.Г. Первухина были еврейками. Еврейские жены Ежова, Рыкова (сестра архитектора Иофана), Каменева (сестра Троцкого) были уничтожены Сталиным еще до войны.
В 1921 году на совещании в Москве В.М. Молотов приметил хорошенькую смышленую Полину Жемчужину. Домой в Запорожье она уже не вернулась и вскоре стала женой Вячеслава Михайловича. Однако только роль жены аппаратчика ее не устраивала. Очень умная и властная, Полина Семеновна Жемчужина (настоящее ее имя — Перл Карповская) много работала и в разные годы была даже наркомом пищевой и рыбной промышленности. В 1948 году на официальном приеме в доме Молотовых присутствовала Голда Меир, посол нового государства Израиль. В своей книге Голда вспоминает: «Ко мне подошла жена Молотова Жемчужина и сказала на идиш: “Я — дочь еврейского народа”». Они беседовали довольно долго, и, прощаясь, Полина Семеновна сказала:
«Всего вам хорошего. Если у вас все будет хорошо, все будет хорошо и у всех евреев в мире».
В конце 1948 года Сталин приказал арестовать всех жен-евреек ближайших своих соратников.
Арестовали жену Андреева — Дору Моисеевну Хазан, жену Поскребышева — Брониславу Соломоновну, вдову Калинина (негодяям, видимо, казалась подозрительной ее эстонская фамилия). Арестовали и Полину Жемчужину. Сталин проверял лояльность и преданность своих вассалов.

Жена Поскребышева была сестрой невестки Троцкого. Подавая Сталину на подпись ордер на арест своей жены, Поскребышев попросил простить ее. Сталин подписал ордер: «Найдем тебе бабу». А несчастную Брониславу Соломоновну, продержав три года в тюрьме, расстреляли.


Н. И. Бухарин

Женой Якова Джугашвили была танцовщица Юлия Мельцер. Когда Яков оказался в фашистском плену, Сталин отдал Берии распоряжение: «А эту одесскую еврейку — в Красноярский край. Пусть погреется под сибирским солнцем...» Кто-то заметил, что, если Юлия будет среди людей, слухи о Якове получат подтверждение. Лучше уж ее в тюрьму, в одиночку. Сталин согласился.

А вот Екатерину Давидовну Ворошилову не арестовали. Говорят, когда за ней пришли люди Берии, Климент Ефремович несколько раз предупредительно выстрелил из револьвера в потолок. Запросили Сталина. «А черт с ним», — сказал «отец народов».

Около пяти лет пробыла Жемчужина в ГУЛАГе. После ее смерти постаревший Молотов сказал интервьюеру: «Мне выпало большое счастье, что она была моей женой. И красивая, и умная, а главное — настоящий большевик...»

У Николая Ивановича Бухарина было даже две еврейские жены: Эсфирь Исаевна Гурвич и юная дочь большевика Ларина (Михаила Лурье) — Анна. При аресте у нее отняли годовалого сына. Почти двадцать лет она не видела его. Мальчик вырос в детдоме с чужим именем, не зная, кто его отец.


Л. Брик

А вот еще факты без комментариев. Супругой мудрого российского министра Сергея Юльевича Витте была еврейская женщина. Да и сам он был потомком одной из дочерей петровского канцлера Шафирова. Лиля Брик одно время была женой героя Гражданской войны — легендарного комкора В.М. Примакова. А супругой знаменитого Бориса Савенкова — некая Е.И. Зильберг. Легендарный Николай Щорс был женат на еврейке Фруме. Их дочь Валентина вышла замуж за известного советского физика Исаака Марковича Халатникова.

В дневнике Корнея Ивановича Чуковского 12 марта 1967 года есть запись: «Жена анархиста Кропоткина — еврейка».

Почему этот факт остановил внимание Чуковского? Не потому ли, что матерью его талантливых детей и хозяйкой дома была еврейская женщина?

Надо сказать, что немало русских писателей сделали такой же выбор. Это и Леонид Андреев, и Аркадий Гайдар, и Владимир Тендряков. У блестящего русского писателя Владимира Набокова было два романа с еврейками. Третья, Вера Слоним, стала его женой, любимой до конца дней. Они встретились за границей, куда семья Слоним бежала от большевиков, так же, как и семья русских аристократов Набоковых, принципиальных борцов с антисемитизмом.

Хорошо забытый сегодня поэт Степан Щипачев писал своей подруге:

«У евреек только
в древности бывали
Серые, как у тебя, глаза».

А знаменитые слова Алексея Суркова из песни, которую пела вся страна:

«Ты сейчас далеко, далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага...», —

были обращены к его жене Софье Абрамовне Кревс.


М. Алигер

А вот еще одна запись в дневнике Чуковского: «13 мая 1956 года. Застрелился Фадеев. Я сейчас подумал об одной из его вдов, Маргарите Алигер, наиболее любившей его (у нее дочь от Фадеева)».

Крупный советский писатель Валентин Катаев, постарев, безвыездно жил в Переделкино под Москвой. Заботилась о нем горячо любимая жена Эстер Давидовна. Она, по словам очевидцев, несмотря на возраст, была удивительно хороша собой. Их дочь Евгения была супругой еврейского поэта Арона Вергелиса, многолетнего редактора журнала «Советиш геймланд».

Жена композитора Скрябина (кстати, близкого родственника В.М. Молотова) Татьяна Федоровна Шлецер происходила из эльзасских евреев. А их дочь Ариадна (после гиюра — Сара) — героиня французского Сопротивления — погибла от рук фашистов.

Выдающийся русский композитор А.Н. Серов был внуком крещеного еврея из Германии Карла Габлица, ставшего в России сенатором и вице-губернатором Таврической области. Серов женился на женщине еврейского происхождения, пианистке Валентине Семеновне Бергман, которая подарила России одного из первейших ее художников Валентина Александровича Серова.

Славный советский композитор Тихон Николаевич Хренников возглавлял Союз композиторов в самые черные сталинские годы. Он, как мог, спасал от растерзания своих коллег-музыкантов. В 1997 году в «Международной еврейской газете» Хренников писал: «В период борьбы с космополитизмом я защищал евреев... Муж моей старшей сестры — Цейтлин — и сам я женаты на еврейках — скоро мы с Кларой Арнольдовной отметим 60-летие нашей совместной жизни».

В июле 1992 года советский актер Иннокентий Смоктуновский приехал на гастроли в Израиль. В одном из интервью он сказал:

— Моя жена — еврейка. Ее зовут Шломит. Она родилась в Иерусалиме, недалеко от Стены Плача. В 30-м году ее, маленькую, мать увезла в Крым, где создавалась еврейская коммуна. Там их всех обобрали, половину пересажали. Теща моя только два года назад вернулась в Иерусалим.

В общем, как видите, тема наша необъятна, поэтому ограничимся сказанным. В этом году1 исполняется 510 лет с тех пор, как евреев вынудили покинуть Испанию. Но ушли не все. Еврейские аристократы, принявшие католичество (марраны), остались и постепенно растворились, исчезли как евреи. Среди их потомков — писатели Мигель Сервантес и Мишель Монтень, генерал Франко, Иосиф Броз Тито и даже Фидель Кастро. В нынешней Испании считается огромной честью вести свой род от тех марранов: ведь это значит, что роду твоему больше 500 лет!

Похоже, очень скоро растворится и российское еврейство. Может быть, наши далекие потомки с гордостью помянут своих прародительниц, о которых в этой заметке я рассказал вам.

http://www.migdal.ru/times/51/4753/?print=1

5 ноября исполнилось 18 лет со дня гибели рава Меира Давида Кахане.
Вряд ли найдется в этой стране человек, которого преследовали больше и чье
имя марали бы так сильно, как рабби Меир Кахане. Против него, против
его учения, против его движения и против его сторонников боролись целые
движения.

Код:

П Р Е Д К И
Предки рава Кахане жили здесь с 1867 года. Тогда жить в Эрец-Исраэль было нелегко и ситуация была очень неустойчивой. Тем не менее, рабби Барух Дов Кахане, видный хасид из Галиции, покинул Европу и совершил алию в Эрец-Исраэль. Он поселился в Цфате, основав там общину хасидов из Цанца и бейт-мидраш.
В Эрец-Исраэль у рабби Баруха Дова родились дети – сын Нахман и дочь Нехама. Дочь вышла замуж и обосновалась в Тверии, а рабби Нахман пошел по стопам своего отца и стал знатоком Торы. Впоследствии он занял место своего отца в колеле “Галиция”. Ему выпала честь создания первой больницы в Цфате. Рабби Нахман стал членом совета Англо-Палестинского банка, открытого в Цфате в 1910 г. Подобно отцу, он посвящал большую часть своего времени Торе. В ешиве Хатама Софера он занимал видное положение среди духовных наставников.
Ближе к концу войны рабби Нахман решил отправить своего сына Ехезкеля Шрагу, самого младшего из восьми детей, в Европу. Молодой Ехезкель Шрага изучал Тору с большим рвением, и когда ему исполнилось 20, он получил смиху (квалификацию раввина) у рабби Акивы Софера (внука Хатама Софера).
В 1924 г. рабби Ехезкель Шрага оставил Европу и отправился в Соединенные Штаты. Там он женился и работал в раввинате Бруклина в Нью-Йорке. Жизнь в Америке нисколько не ослабила его любви к Эрец-Исраэль. Все члены семьи Кахане постоянно принимали участие в сионистской деятельности, тяготея к ревизионистам. В такой атмосфере вырос их старший сын Меир Давид, родившийся в 1932 г.
Д Е Т С Т В О    И    Ю Н О С Т Ь
В те времена в Бруклине не слишком любили евреев, особенно тех, кто носили ермолки. Антисемиты – негры, итальянцы и другие – были всегда готовы сделать неприятность евреям, жившим в их районах.
Рабби Нахман (брат рабби Меира, родившийся в 1938 г.) вспоминает: “Мы были единственными детьми, которые ходили повсюду в кипах. А это означало, что тебя будут бить и тебе придется защищаться. И мы сражались”. В такой атмосфере, постоянно отстаивая в драке еврейскую гордость и внимательно следя по газетам за происходившими в Европе событиями, рос и мужал рабби Меир Кахане.
Учеба в ешиве не мешала его сионистской деятельности. Евреи в Эрец-Исраэль сражались с британскими властями и рабби прошел курс военной подготовки, намереваясь вступить в ряды ЭЦЕЛ. Ему приходилось возмещать часы, посвященные сионистской деятельности, за счет сна. Он занимался в ешиве “Мир” 14 лет и в этот период получил два университетских диплоа – в областях политологии и юриспруденции.
В 1959 г. рабби Кахане стал раввином еврейской общины Ховард-Бич. Он уделял много времени молодым людям, оторые отошли от иудаизма. Так велик был успех рабби, что некоторые родители стали “бояться за судьбу своих детей”. Им не подходили методы рабби, который “вмешивался” в процесс учебы, и они потребовали отстранить его от работы.
Ж У Р Н А Л И С Т
История увольнения молодого раввина тронула рабби Класса, редактора еврейского еженедельника “Джуиш пресс” (сегодня это крупнейшая еврейская газета в мире). Он попросил рабби Кахане написать статью о своем деле. Статья оказалась первой из тысяч статей, которые рабби Кахане опубликовал в газете. Он сотрудничал с “Джуиш пресс” до последних дней своей жизни. Все его материалы пронизаны идеями Торы и связаны с текущими событиями, а в статьях на политическую тему отражается чувство еврейской гордости. Многие евреи, живущие в самых различных странах, говорили рабби Кахане, что именно его статьи дали им представление о том, что есть еврейская гордость. Один читатель написал: “Когда я увидел рабби Кахане, я почувствовал гордость, что я еврей”.
К концу 60-х годов американские евреи стали чувствовать себя неуверенно, и это отразилось в тысячах обращений, направленных в газету “Джуиш пресс”. Рабби Кахане, который в то время уже был одним из редакторов газеты, передалась тревога евреев. В то же время он слышал крики миллионов евреев, уничтоженных в Европе, евреев, которых гнали на смерть подобно скоту. И тогда он сформулировал призыв: НИКОГДА БОЛЬШЕ!
Л И Г А  З А Щ И Т Ы  Е В Р Е Е В
“Никогда больше” – никогда больше евреев не будут бить, никогда больше мы не потерпим насилия; мы – новое поколение, и представители этого поколения отрубят руку, поднявшуюся против евреев, так, чтобы каждый, кто ударит еврея, сам получил удары, и более сильные удары. Так учил рабби Кахане, и так он действовал.
До основания “Лиги” евреи не чувствовали себя в безопасности. Но теперь негры и другие антисемиты поняли, что если они станут прибегать к насилию, то евреи возьмутся за дубинки, и при этом могут быть “разбитые головы”. Такие и иные формы деятельности “Лиги” давали защиту евреям, жившим в трущобах по соседству с итальянцами и неграми. “Лига” наносила удары также по нацистским и антисемитским движениям. Она стала единственным адресом, по которому обращались евреи, страдавшие от антисемитов.
Не удивительно поэтому, что деятели еврейского истеблишмента, организаций “Бондс”, “Бней брит” и другие евреи, пытавшиеся понравиться неевреям и не отваживавшиеся поднять голову, встретили деятельность “Лиги” без особого энтузиазма. Они поспешили выступить с оскорблениями по адресу ее членов. Но и они стали обращаться в “Лигу” за помощью.
Немало евреев жило в то время за "железным занавесом". Коммунистический режим подавлял любую попытку добиться личных свобод. Евреи, желавшие выехать в Эрец-Исраэль, встречали отказ. Власти и КГБ преследовали отказников, сажали их в лагеря и тюрьмы. Весь мир, однако, молчал. Молчало мировое еврейство, не реагируя на угнетение миллионов евреев.
Рабби Кахане не молчал. Он начал действовать. “Лига защиты евреев” поставила цель – пробудить и встряхнуть мировое и американское общественное мнение, причиняя ущерб СССР. Сначала это делала горсточка евреев-демонстрантов, устраивавших пикеты возле советских посольств по всему миру.
Деятельность “Лиги защиты евреев” началась в то время, когда Советскому Союзу нужно было благосклонное отношение американцев. Балетные коллективы из России гастролировали по всему миру. Где бы они ни выступали, они слышали насмешки и улюлюканье. Дело не ограничивалось художественными коллективами. Дошло до того, что советские дипломаты стали бояться ходить по улицам – на них совершались нападения. Усилия “Лиги” не пропали даром. Они привели к тому, что “железный занавес” поднялся и весь мир узнал о проблемах советских евреев.
А Л И Я  В  Э Р Е Ц - И С Р А Э Л Ь
В 1972 г. сбылась многолетняя мечта рабби Кахане, и он с семьей (женой и четырьмя детьми) покинул галут в США и совершил алию. В Израиле рабби создал “Лигу защиты евреев в Эрец-Исраэль”. Эта организация со временем превратилась в движение КАХ. Главными направлениями деятельности “Лиги” в то время была борьба против христиан-миссионеров, содействие еврейскому и сионистскому образованию, создание новых населенных пунктов по всей стране, в особенности в святых для евреев местах.
Рабби Кахане обладал способностью заглядывать в отдаленное будущее. Более 20 лет назад, когда иллюзия израильско-арабского сосуществования воспринималась как реальность, что находило выражение практически на всех политических форумах, он воскликнул: “Арабы – это бомба замедленного действия!”
Его оскорбляли, называли подстрекателем и демагогом, расистом, нацистом, фашистом. Какие только ярлыки не вешали на него! Тем не менее, по прошествии лет – а какое дорогое время было упущено! – стало понятно: он точно предсказывал события, которые должны были случиться. Если бы мы только прислушивались к нему много лет назад, многие евреи, которых сегодня нет в живых, были бы с нами сегодня. Мы не должны были бы тратить миллиарды шекелей на проекты, направленные на обеспечение внутренней безопасности. Если бы мы только слушали его тогда, сегодня мы жили бы в государстве евреев, и это государство гордилось бы своим еврейским характером и своей Торой.
Сегодня, к сожалению, все стало ясно: верхняя половинка “песочных часов” арабской бомбы замедленного действия почти пуста, и момент истины вот-вот наступит. Настанет час, когда нам придется всем признать: рабби Кахане был прав!
П Р Е С Л Е Д О В А Н И Я
Вряд ли найдется в этой стране человек, которого преследовали больше и чье имя марали бы так сильно, как рабби Меир Кахане. Против него, против его учения, против его движения и против его действий боролись целые движения. Радиостанция израильской армии “Галей ЦАХАЛ” посвятила целый день войне против движения КАХ и против “расизма”. Тогдашний президент Государства Израиль Хаим Герцог выступал против рабби чуть ли не с каждой трибуны. Правительство и его лакеи бесчисленное число раз арестовывали и допрашивали его. Сроки, которые отсидел в тюрьме рабби Кахане, составили немалую часть его жизни.
В 1979 г. рабби Кахане обратился с посланием к нескольким главам арабских муниципалитетов, в том числе к Бассаму Шаке (который позднее потерял обе ноги в результате взрыва бомбы) и другим. Рабби Кахане предлагал этим лидерам оставить нашу страну, пока не поздно. За это рабби Кахане приговорили к девяти месяцам тюрьмы. Суд проходил в то время, когда он находился под “административным арестом”.
“Административный арест” – чрезвычайная мера, которую использовали британцы во время своего правления в Эрец-Исраэль. Власти держат человека в заключении продолжительный период времени, и им при этом не приходится объяснять причины такого шага или предавать свою жертву суду. Менахем Бегин использовал этот закон в течение короткого времени после передачи Синая нашим египетским врагам – он держал под административным арестом рабби Кахане и активиста КАХа Баруха бен-Йосефа. По истечении почти восьми месяцев рабби Кахане освободили. Это было результатом сильного нажима, оказанного на власти страны в Израиле и за границей.
Рабби Кахане познакомился и с американскими тюрьмами. До отъезда из США его часто предавали суду за деятельность в рядах “Лиги защиты евреев”. Один раз суд закончился годичным тюремным сроком условно. После приезда в Израиль рабби Кахане отправил письмо в “Лигу защиты евреев” в Америке. В письме были изложены подробные планы действий “Лиги” во время предстоявшего визита советского диктатора Брежнева в Соединенные Штаты. Письмо было перехвачено, и когда рабби Кахане в следующий раз прилетел в Штаты, его арестовали. Условный срок превратился в реальный. Рабби просидел в тюрьме целый год.
В  Т Ю Р Ь М Е
Отбывая свои тюремные сроки, рабби Кахане лицом к лицу столкнулся с людьми из самых бедных слоев общества; они получили недостаточное и неправильное в своей основе образование и в итоге оказались на самом дне общества. Вот как рассказал об этом в письме из тюрьмы одной из своих дочерей рабби Кахане: “Мне представилась редкая возможность отбывать заключение с определенной группой представителей нашего народа. Я сумел увидеть с близкого расстояния результаты духовного разрушения, которое осуществлялось на протяжении периода в 30 лет. Осквернение иудаизма неизбежно приводит к осквернению сионизма и национального духа народа. В то же самое время отсутствие положительных ценностей создает вакуум, немедленно заполняющийся другими ‘ценностями’...”.
Сидя в тюрьме Рамле, рабби Кахане сумел написать две свои самые важные книги: “О вере и избавлении” (в ней он рассматривает элементы веры и преданности) и “Они должны уйти”. В последней дается анализ состояния в сфере безопасности и политики. Тот, кто прочитает эти две книги сегодня, будет поражен даром предвидения автора.
В  К Н Е С С Е Т Е
После освобождения из тюрьмы рабби Кахане ощутил сильнейшее чувство своей миссии. Те социальные явления, которые он обнаружил, находясь в тюрьме, усилили его страстное желание изменить действующую в стране систему и добиться того, чтобы в сердце каждого еврея возникло чувство преданности и веры в Твердыню Израиля. Созданное им движение КАХ три раза терпело неудачу на выборах в Кнессет, однако рабби не отчаивался. Ощущение своей миссии побуждало его сделать новую попытку. И вот наступил этот момент: в 1984 г. около 26 тысяч евреев проголосовали за рабби Кахане и избрали его депутатом Кнессета. Попав в израильский парламент, рабби Кахане проявил чрезвычайно высокую активность. Он внес на повестку дня Кнессета сотни вопросов, произнес сотни захватывающих речей. Следует отметить, что его выступления изобиловали ссылками на Библию и Талмуд. Десятки раз он вносил вотум недоверия правительству и бессчетное число раз резко осуждал врагов евреев.
Деятельность рабби Кахане в последние несколько лет отличалась особой эффективностью. Тысячи евреев присоединились к движению КАХ. Во всех уголках страны сторонники рабби носили его на плечах, сотни евреев призывали: “Кахане к власти!” Такой энтузиазм вызывал раздражение лидеров правительства – Шамира и Переса, и они, боясь потерять власть, утвердили законопроект о запрете движения КАХ. Закон приняли в то время, когда подготовка движения КАХ к очередным выборам в Кнессет была в полном разгаре. По всему Израилю действовали отделения движения. Их были десятки, и тысячи активистов трудились в них с огромной энергией. Рабби Кахане принимал участие в сотнях демонстраций и встреч.
Движение КАХ подало апелляцию против отстранения, и Верховный суд рассмотрел ее. Группа из пяти судей, включавшая одного религиозного еврея (Менахема Элона), постановила: посыл движения КАХ – расистский по своей природе. Было принято решение о недопущении движения КАХ к выборам в Кнессет. Через два дня после этого решения было принято другое: о том, что “Прогрессивный список за мир” – по существу ООП – может участвовать в выборах.
Как реагировал рабби Кахане на решение об отстранении? Он сказал: “Истина победит! Нет места отчаянию, движение КАХ исполнено решимости продолжать свою деятельность. Нас изгнали из политической системы, но мы не отказались от своего намерения возглавить народ!”
Рабби Кахане стал работать еще более интенсивно. Он писал статьи и книги, руководил ешивой “Еврейская идея”, участвовал в различных мероприятиях в Израиле и по всему миру. Каждые несколько месяцев он выступал в США - в синагогах, в университетах и на собраниях евреев. Он призывал евреев оставить галут и совершить алию в Израиль. В глазах неевреев он олицетворял образ гордого еврея. Рабби никогда не занимался самооправданием, никогда не пытался льстить кому бы то ни было. Выступая на радио или по телевидению, он гордо представлял перед слушателями и зрителями позиции народа Израиля.
У Б И Й С Т В О
Сразу же после окончания праздника Суккот 5751 года рабби отправился в США для выступлений. Он говорил о необходимости срочной алии – чтобы спасти от уничтожения евреев, живущих в изгнании.
В отеле “Мариот” в Нью-Йорке рабби выступал с лекцией перед большой группой евреев. Неожиданно к нему подошел араб. В руке у него был пистолет. Негодяй начал стрелять, выпустив две пули. Одна из них попала в шею рабби Кахане. Рабби упал, обливаясь кровью. Последними его словами были слова: “Шма Исраэль! Ха-Шем Элокейну Ха-Шем Эхад!” – он принимал власть Небесного Царства.
Так безвременно окончилась история жизни нашего святого учителя – да отомстит Ха-Шем за его кровь!

По материалам http://www.geocities.com/117419/mk/mkbio.html
Читать: Меир Кахане. "Никогда больше"

Сан Cаныч пишет:

Я впервые вижу портрет этого человека.
Какое прекрасное, спокойное одухотворенное лицо!
И первое чувство при прочтении всей статьи: это было заказное убийство.

Какое прекрасное, спокойное одухотворенное лицо!

Потому что цели благие были. Поистине любил свою страну и свой народ и главное Бога Израиля.

И первое чувство при прочтении всей статьи: это было заказное убийство.

Возможно, руками арабов, а хотя у этих своего ума хватит, на большее ведь не способны.

Вот почему хорошие люди, честные, справделивые, бесстрашные уходят так быстро?

Пройдите по ссылкам, там о нем и его выступления.

http://video.google.com/videoplay?docid=112979738524810357


"Быть свободным народом в собственной старне..."

ЗДЕСЬ

и ТУТ

Орхи пишет:Возможно, руками арабов, а хотя у этих своего ума хватит, на большее ведь не способны.

Не хватит своего ума. Все громкие убийства - заказные.
Я уверена.

Думаешь свои убили руками арабов?

Орхи пишет:Думаешь свои убили руками арабов?

У меня нет доказательств.
Но я так уверена. Он же совесть тормошил!
Думаешь, Рабина не заказали? (Я, конечно, не сравниваю!)
Просто подставили мальчишку, оно ему надо было?
Да и расследование было скоропалительным невнятным и недостоверным.

Совесть он тормошил не только своих, всех по местам расспределил
я конечно допускаю что свои могли, но сомневаюсь в невинности мальчишек.

Придет время, все всё узнаем

5 ноября исполнилось 18 лет со дня гибели рава Меира Давида Кахане.

Хорошей ему печати в его Книге Жизни.

Спасибо тебе, Орхи!
Я слушала 2 часа выступления рабби Меира Кахане... меня трясло, как будто я заглянула в Книгу, в которой записана Судьба.
Так стало страшно! От правды и от клоунады вокруг нее.
От того, как задурили мозги целому народу.
От того, как тяжело живется и безвременно умирается таким вот чистым и ясным сердцам!

70 лет назад - 27 декабря 1938 г. в пересыльном лагере Владперпункт погиб один из лучших поэтов ХХ века Осип Эмильевич Мандельштам.



За что? За стихи? Подумаешь, какая мелочь!

Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
Захребетник лишь трепещет
На пороге новых дней.

Тварь, покуда жизнь хватает,
Донести хребет должна,
И невидимым играет
Позвоночником волна.
Словно нежный хрящ ребенка,
Век младенческой земли.
Снова в жертву, как ягненка,
Темя жизни принесли.

Чтобы вырвать век из плена,
Чтобы новый мир начать,
Узловатых дней колена
Нужно флейтою связать.
Это век волну колышет
Человеческой тоской,
И в траве гадюка дышит
Мерой века золотой.

И еще набухнут почки,
Брызнет зелени побег,
Но разбит твой позвоночник,
Мой прекрасный жалкий век!
И с бессмысленной улыбкой
Вспять глядишь, жесток и слаб,
Словно зверь, когда-то гибкий,
На следы своих же лап.

Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей
И горячей рыбой мещет
В берег теплый хрящ морей.
И с высокой сетки птичьей,
От лазурных влажных глыб
Льется, льется безразличье
На смертельный твой ушиб.

В первый раз Осип Мандельштам был репрессирован в 1934 году за антисталинское стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…», которое прочитал нескольким знакомым. Отбывал ссылку в Воронеже.

Второй арест последовал в мае 1938-го. За то, что он «ходил по редакциям и забрасывал их своими стихами». На этот раз Мандельштама отправили на Колыму.
Но туда он не доехал. Больной, обессиленный поэт умер в пересыльном лагере под Владивостоком.

Реабилитирован посмертно: по делу 1938 года — в 1956, по делу 1934 года — в 1987.



Материал из Википедии

Стихи

История нереабилитации

464

Целые поколения не узнали одного из лучших поэтов ХХ века.

Прочитала Историю нереабилитации.
Ужас какой...
"Мы живем, под собою не чуя страны..."
Чистые, ясные, как слеза, строчки поэта
и рядом свинцовая мерзость канцелярских писаний,
в которых отдавливается его судьба...

"Печально я гляжу на наше поколенье..."(с)

Сан Cаныч пишет:Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
Захребетник лишь трепещет
На пороге новых дней.

Кода-то,не один уже год тому назад,зашёл ко мне в гости друг-выпить,закусить,поболтать...Увидел на книжной полке томик Мандельштама-и пьянка была скомкана.Нет,он и раньше знал Мандельштама,но тут оказалось в "концентрированном" виде,да и настроение,вероятно,было соответствующее...Я дал ему эту книгу почитать,а потом,когда появились песни,сказал:не возвращай,тебе она нужнее.Песня "Век"-одна из моих любимых.
http://music.lib.ru/s/shatskij_a/alb0.shtml#wek

39 лет назад ушел из этого мира Шай Агнон, (Шмуэль Йосеф ха-Леви Чачкес), автор романов, повестей и рассказов, лауреат Нобелевской премии по литературе 1966 г.

Он родился в маленьком городке Бучач в Галиции, Австро-Венгрия (сегодня - часть Польши). Отец, Шолом Мордехай ха-Леви Чачкес, торговец мехами и раввин. Мать, Эсфирь Фарб, была весьма начитанной женщиной; высокообразован был и его дед по материнской линии, купец Иегуда Фарб, оказавший большое влияние на юного Шмуэля.

Мальчик посещал хедер (начальную школу), а также изучал Талмуд под руководством своего отца и местного раввина. В «Беф хамидраш» («Доме обучения») он читал произведения древних и средневековых еврейских сказителей, поучения хасидов и современную еврейскую литературу. Подростком он стал активным сионистом. Первые стихи написал на иврите и на идиш.

В 18-лет отправляется во Львов для работы в еврейской газете, в 1907 г. предпринимает путешествие в Яффу в Палестине, а годом позже переезжает в Иерусалим.

В 1909 г. он пишет короткую повесть «Брошенные жены» («Aгунот»), её название ("Агнон" - "брошенный") стало потом его литературным псевдонимом, а с 1924 г. официальной фамилией писателя. Как и все его последующие произведения, «Покинутые жены» были написаны на иврите.

В 1912 г. Агнон возвратился в Европу и жил в Берлине, штудировал классиков, читал лекции но еврейской литературе, давал частные уроки иврита. Вместе с теологом и философом Мартином Бубером собирал предания о хасидизме.
В 1919 г. он женился на Эсфири Маркс, родившей ему дочь и сына.

Из-за войны и ее последствий Агнон возвратился в Иерусалим только в 1924 г., когда Палестина перешла под власть Великобритании. В 1927 г. он поселился в районе Иерусалима Тальпийот. Во время арабского мятежа в 1929 г. его дом был разграблен арабами, он построил себе новый, в котором и прожил до конца жизни.

Нобелевская премия по литературе присуждена ему в 1966 г. за «глубоко оригинальное искусство повествования, навеянное еврейскими народными мотивами». В адресе Нобелевского комитета были особо выделены «Свадебный балдахин» и «Ночной гость».



В последние годы жизни Агнон стал в Израиле национальным кумиром. Когда близ его дома начались строительные работы, мэр города Тедди Коллек приказал установить специальный знак вблизи дома Агнона: «Соблюдайте тишину! Агнон работает!»

Умер Агнон от сердечного приступа в 1970 г. в Иерусалиме. Похоронен на Масличной горе.

Помимо Нобелевской премии, Агнон был удостоен и многих других наград, но распространенная шутка утверждает, что нет в Израиле личности популярнее и любимее Шмуэля Йосефа Агнона, потому что портрет писателя изображен на 50-шекелевой банкноте, а потому «все хотят Агнона».

Источник: http://n-t.ru/nl/lt/agnon.htm

На старых банкнотах в 50 шекелей был изображён писатель лауреат Нобелевской премии в области литературы Шмуэль Йосеф Агнон с чернильной ручкой в руке.


На новых купюрах того же достоинства ручка показана на обратной стороне:


А вот ручка крупным планом:


Этой ручкой Агнон писал свои произведения.
А еще на этой же банкноте изображены стеллажи с книгами, а также помещен отрывок из его незабываемой речи на торжественной церемонии вручения премии в Стокгольме:

«Вследствие исторической катастрофы, из-за того, что Тит, император римский, разрушил Иерусалим и народ Израиля был изгнан из его Страны, — родился я в одном из городов изгнания. Но повседневно и постоянно я воспринимал себя как родившегося в Иерусалиме. Во сне, в ночных видениях, я видел себя стоящим с братьями моими левитами в Святом Храме, поющим вместе с ними псалмы Давида, царя Израиля. Таким напевам не внимало ничье ухо — с того дня, как наш Город был разрушен и обитатели его ушли в изгнание…»

Чтобы увидеть эти стеллажи, нужно посетить иерусалимский дом-музей Агнона. В 2005 году дом объявлен «национальным наследием», что позволило начать его тщательную реставрацию. 22 января этого года дом-музей наконец-то был торжественно открыт. Прихожая и две комнаты – гостиная и кабинет писателя — находятся теперь точно в таком состоянии, в котором их в последний раз покинул Нобелевский лауреат.

Главная жемчужина дома – те самые стеллажи со знаменитой домашней библиотекой Агнона. Состоит она из более чем 9 000 томов – тут и очень редкие книги XVI века (в том числе по каббале), и религиозные труды комментаторов Торы, и коллекция молитвенников, и Гете со Спинозой. У каждого фолианта было свое место, чтобы Агнон мог найти его даже вечером в пятницу в полной темноте, ведь свет в шабат не зажигали. Из многих книг торчат закладки, записки и листочки – работники дома-музея клянутся, что все это оставил сам Агнон. Во всем, кроме книг, гостиная и кабинет поражают скромностью и даже аскетизмом.

Именно здесь Агнон написал большую часть своих романов и рассказов. Присутствовавшая на открытии дочь писателя Эмуна Ярон рассказала, что она вообще не знает, как выглядел кабинет, потому что детям не разрешали в него заходить. По моему, и сейчас, через 39 лет после смерти отца, ей тяжело было зайти сюда без спросу. Агнон так дорожил кабинетом и его содержимым, что никому не позволялось находиться там в его отсутствие, даже главному раввину Эрец-Исраэль, навещавшему писателя по субботам. И тем не менее, когда перед реставрацией книги временно выносили из кабинета, среди них обнаружили массу любопытных и, казалось бы, лишних вещей – детские рисунки дочерей Агнона, старые записные книжки с четырехзначными телефонными номерами и визитные карточки писателя, на которых было напечатано только его имя, а вместо адреса – слово «Иерусалим». Впрочем, кому нужен адрес? Где живет Агнон, и в самом деле знал любой иерусалимец. Дом стал настолько известным, что упоминается и в литературных произведениях других писателей — Амоса Оза и А. Б. Йегошуа. Кстати, при жизни Агнона каждый уважающий себя израильский автор – от Хаима Бялика и Хаима Хазаза до молодых тогда Амоса Оза и Авраама. Б. Йегошуа — посылал ему свою новоизданую книгу с автографом, и теперь они тоже стоят в кабинете.

Дом Агнона в тихом районе Ганим Тальпиот был построен в 1931 году в стиле баухаус по проекту архитектора Фрица Корнберга. В отличие от большинства иерусалимских строений, дом Агнона не был облицован "иерусалимским камнем", в то время на район Тальпиот не распространялся муниципальный указ от 1918 года об обязательном строительстве из натурального камня.

Потом же Агнон стал столь известным и любимым автором, что муниципальные инспектора ему не докучали. По «международной» моде 20-30-х годов архитектор придал дому простые и даже строгие формы, так что жилье Агнона вышло аскетичным не только внутри, но и снаружи. Самому писателю это не мешало, и он даже увековечил дом и свое мнение о нем в одной из книг — «Из недруга в друга»:

Не стану его хвалить — он был невелик, но не стану его и порицать из-за того, что есть дома больше и лучше. Мой дом мал, но в нем достаточно места для человека, как я, который не ищет большего

Агнон радовался наличию прочного пристанища и видел в нем свою крепость. Это понятно, ведь с предыдущими домами писателю не везло. Его квартира в Германии полностью сгорела (Эмуна помнит этот пожар - семья тогда чудом спаслась), а предыдущий дом в Тальпиот был полностью разграблен арабской толпой во время беспорядков 1929 года. И в том, и в другом случае библиотека писателя была уничтожена, так что ее приходилось собирать заново.

В книгах Агнона далеко не последнюю очередь занимают описания еды. Поэтому всех пришедших на торжественное открытие его дома-музея ждала трапеза, составленная из «агноновских блюд» – еда и напитки были заимствованы из произведений писателя. Среди прочего, можно было отведать суп из овощей и каштанов (из книги «И станет кривизна равниной»), маринованную рыбу с перцем (из книги «Простая история»), картофельные оладьи (из книги «Моя дорогая Эстер»), кукурузную запеканку с орехами и сливами и фруктовое вино (из романа «Ночной гость»). Было в этом что-то трогательное, личное. Наверное, если бы сам Агнон вдруг появился бы здесь, трапеза бы ему тоже понравилась. Но вот за вход в кабинет без разрешения нам всем попало бы по первое число.

Источник: http://iosaaris.livejournal.com/?skip=20

"Ильич"... сколько кровушек, кровей, кровищ смешалось в маленьком, картавеньком, лысеньком человечке. Вождь! Что-то высокое, мускулисто-плечистое и громоподобное должно ЭТО быть.



Доктор Геббельс ничего не знал о немецких, шведских и, тем более, еврейских предках Ильича. Но в ноябрьском выпуске журнала "Новый мир" 1937 года появилась публикация Мариэтты Шагинян "Предки Ленина с отцовской стороны", где упомянуто о калмыцком происхождении Ильи Николаевича. Статью перевели для Геббельса.



Упустить такой случай поиздеваться над Сталиным доктор и искусный мастер политической интриги не мог. Ему удалось осуществить задуманное блестяще...

Когда об этом доложили Сталину, он рассвирепел. На свет появилось "Постановление Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 августа 1938 года", осуждавшее не только Мариэтту Шагинян, но так же Н.К.Крупскую, высказавшуюся одобрительно об этой публикации.

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

Орхи пишет:Возможно, руками арабов, а хотя у этих своего ума хватит, на большее ведь не способны.

Сына его, рава Биньямина Зеева Кахане - да отмстит Всевышний его кровь! - точно убили не арабы, а евреи.
Это было замаскировано под теракт: он ехал на машине с женой и детьми, когда перед машиной раздался взрыв - машина остановилась и стрелявшие из засады бандиты убили его и жену, не тронув при этом детей.
Такое, видно, было им задание.
Если бы это были арабы, они бы убили и детей, как они это делали в сотнях случаев - и до этого, и после.