Что читаем сейчас?

Кот Леопольд пишет:Я ща не читаю ничего, а вот на прикроватной тумбочке у жены обнаружил таку вот книгу.



Задумался..

Можешь спать спокойно,сие произведение-бредятина .Набор штампов и глупости и черных острот.Читала ее ,как только она появилась на прилавках,люблю новинки Но,вот поразительно,читаю я очень быстро и запоминается все как то само собой.А тут-просто осталось неприятное впечатление и все Хотя,дочери и подругам понравилось.
Но,жОна у тебя человечек мудрый,разберется.

ЕДА ЗА ЗАБОРОМ: — Не ешь без соуса... Возьми хлеб... Сейчас я порежу... Положи салат... Это капуста тушеная... Это редька со шкварками... Возьми холодец... Хрен в баночке... Вот стоит на солнце, может, они уже просолились... Хрустят?.. Малосольные... Кто будет арбуз?.. Слушай, он трещит под ножом... Возьми арбуз... Положи мороженое... Дать тебе коржик?.. Кушай дыню, кушай, золотко... Закусывай коржиком... Тюлечка в масле. Она так сохраняется... Не ешь сырой салат. Я тебе порежу, полью уксусом и маслом.

А хочешь сметанки? Бери хлеб... А тебе коржик, мамочка? Изя, ты хочешь выпить?.. Отнюдь?.. Отнюдь нет... Или отнюдь да?.. Там наверху в серванте... Когда я однажды был трезвым... Перестань. Возьми этот лучок. Он вымочен в уксусе и залит подсолнечным маслом... Можешь петрушку сверху покрошить... А ты ножницами... Да... Теперь... перемешай... да... теперь... вилочкой... да... теперь пей...

— Ну, за наше бабское незамысловатое... Давай, давай, мужик, я держу тюлечку с лучком...

— Ай! Если бы у меня была такая жена, я бы следы ее ног целовал.

РАСКЛАДУШКА: Они у нее все язвенники.

— Все-таки лучше большой живот, чем маленький горб.

По-моему, в трамвае одинаково.

— Как вы живете?

— Как живу? Приспособился. У меня есть свои правила для этой страны... Продиктовать?.. Попробуйте... Полегчает...

Не можешь двигаться вперед — наслаждайся поворотом, получай удовольствие от заднего хода и топтания на месте.

Везут в тюрьму — получай удовольствие от поездки. Привезли — изучай опыт соседа.

Прими пьяного как норму, трезвого как исключение, и станет легче.

Прими отсутствие предметов и присутствие людей раз и навсегда. «Нет» — это правило. «Да» — исключение.

Не верь рассказам очевидцев и своим глазам. Лучшего нет.

Исключи зависть и получишь ее от других. Каждый солнечный день — исключение.

Присутствие денег — исключение.

Отсутствие — норма.

Смерть — правило.

Теснота — радость.

Одиночество — счастье.

Хмурость, насупленность, грубость и безответственность — норма.

Претензии, жалобы, крики и выколачивания — путь к счастью.

Которое придет, если примешь такую жизнь.

Нет хамства и вранья — есть нормальный разговор.

Боль возникнет и будет. Избавиться от нее можно только самому. Либо терпеть. Что норма.

Тоска священна.

Подавленность — это национальное состояние.

Недовольство — телосложение.

Бедность — это черта характера.

Все, что нам вредит, мы возим с собой. Так что не срывайтесь внезапно: оно внутри. А в остальном привет всем.

— Я не хочу так жить.

— Что делать, что делать. Не там родиться — большой порок, не там жить — вообще страшная улика, но с переездом от этого не избавиться.

Ириш, а дальше?

Душа пишет:Ириш, а дальше?

А надо??
Если нужно и интересно,то я посмотрю,что у меня есть еще на компе.А то в ручную набирать замучаюсь. Я книги люблю НОРМАЛЬНО_БУМАЖНЫЕ,а не интернет.версии.И мне перечитать надо,не все нравиться ,потом скину,хорошо?
А то , сегодня настроение ,еще что-то не то размещу,потом жалеть буду.

Ну,вот,сама себе противоречу.Написала"что потом",а сама тут же вспомнила об очень хорошей вещи.И,как раз,под настроение.Жванецкий гениален в "своем потоке сознания",и всегда можно найти , что то созвучное,своему внутреннему состоянию.
И так,рассказ называется ТИШИНА.
Как все устроилось, и не предполагал.
При таком обилии изображений-нечего смотреть.
При таком количестве радио-нечего слушать.
При таком количестве газет-нечего читать.
Вот и славно.
Проступают голоса людей, скрип шагов, вопли тронутых авто.
Внутри закрытых кранов куда-то течет вода.
Наверху вечно и мучительно сверлят.
Подо мной страдают от моих шагов.
Мусоропровод грохотом провожает кого-то вниз.
Эти скрипы, вопли, стуки и лай называются тишиной.
Мы шли к этой тишине через всю телеканализацию, катастрофы, вой «скорой», визг тормозов, стрельбу, сексуальные и больничные стоны.
Через аплодисменты парламента, предвещающие кровавое обострение.
Через нескончаемую войну на Кавказе, через падающие небоскребы, через предвыборные грязи, через десятки комментаторов, придающих однозначному многозначительность.
Через тоскливую сексуху, через чужую дебильную личную жизнь.
Отчего молчание кошки кажется остроумным.
И все это как бы по нашим заявкам.
И все это для какой-то нашей радости.
Мы прошли через унизительные игры «угадаешь букву-дам денег».
Мы видели чужую жадность, похоть, предательство.
Розыгрыши людей с участием настоящей милиции.
Попробуй тут не разыграйся.
Мы прошли через споры обо всем, кроме того, что нужно: как жить и как выжить.
Чужая ненависть к мужу и жене лезет в нашу кровать.
Политические обозреватели бессмысленно уязвляют всех.
Диким воплем заблудившегося перечисляют события недели, известные всем.
Только узнайте меня.
Запомните меня.
Я буду комментировать криком, воплем, подтрунивая, подхихикивая, подпевая, подвывая-только запомните меня.
Мы прошли через диспуты, глубина которых ограничивается дном кастрюли, а в концовке одна великая фраза: «Наше время истекло».
Это главный вывод всех дебатов.
Истекло их время.
Они говорили, говорили и, не попав на мысль, вывод, пожелание-на то, что ждешь от нормального человека, чтоб понять, ради чего он это затеял,-перешли к тому, ради чего их время кончилось-на перхоть, прокладки, трупы и пистолеты.
И как будто оно и не начиналось.
Что же я привязался все к тем же?
Да не к ним-к той жизни, что начинается после восемнадцати ноль-ноль, без искусства, без выдумки и без таланта.
В газетах, о которых нельзя сказать плохого слова, самое заметное-письма читателей.
Там жизнь, ум, лаконизм-наслаждение.
Газета, которой нечего сказать,-толще всех.
Заголовки в стихах, фамилиях и анекдотах.
Девицы задают вопросы звездам: как спали, что ели и о чем вы бы себя сами спросили, если бы я иссякла?
Нельзя критиковать радио, нельзя ругать газеты, и они дружно желтеют.
И впервые нам становится понятно, как в условиях конкуренции они становятся одинаковыми.
Нельзя умываться грязной водой.
Нельзя есть пережеванное.
Я не верю, что это по нашим просьбам.
Даже если это так, я не буду искать другую страну.
Я просто подожду.
Я все выключу и подожду.
Все займет свое место.
Тупой должен слушать тупого по специальному тупому радио.
И такое радио будет или уже есть.
Темный пусть хохочет на своем канале.
Озабоченный пусть мается ночами с пультом в руках вместо жены.
Кто ненавидит своего мужа-пусть ищет свой канал.
Остальных просят обождать.
Если меня не подводит интуиция-кроме секса, почесухи и политики что-то должно быть еще…
Даже что-то уже было.
Как это все называлось?
То ли талант.
То ли интеллект.
То ли порядочность.
То ли вкус.
Ведь и те, кто хохочет, чувствуют, что чего-то не хватает.
Как бы сформулировать, чтобы поняли все…
Или не стоит, если все…
К чему тогда стремиться?
Может, оставить что-то непонятное, там теорию относительности или чеховскую грусть и одного человека, чтобы побыть с ним. Чтоб посмотреть мир его глазами, послушать его ушами и прогуляться с его сердцем

Логос водки (Новая газета)

К 70-летию Венедикта Ерофеева



У поэмы «Москва — Петушки» — гениальная судьба: ее все знают. Фольклорный характер придает столь условные черты автору, что все, но особенно — незнакомые, называют Венедикта Ерофеева именем персонажа: Веничка. Нам трудно поверить, что за ним стоял настоящий, а не вымышленный, вроде Козьмы Пруткова, писатель. Веничка будто бы соткался из пропитанного парами алкоголя советского воздуха, материализовался из той фантасмагорической атмосферы, в которой вольно дышала лишь его проза. Но я знаю, что это не так, потому что видел Ерофеева, правда, только в гробу.

В пятницу, 11 мая 1990-го, впервые после 13 американских лет, мы с Вайлем прилетели в Москву, договорившись, наконец, познакомиться с любимым писателем, но успели лишь к похоронам. Даже мертвый, Ерофеев поражал внешностью: славянский витязь. Его отпевали в церкви, вокруг которой толпился столичный бомонд вперемежку с друзьями, алкашами, нищими. Сцена отдавала передвижниками, но в книгах Ерофеева архаики было еще больше. Его стилю был свойствен средневековый синкретизм. Высокое и низкое тут еще не разделено, а среднего нет вовсе. Поэтому и ерофеевские герои — всегда люмпены, юродивые, безумцы. Их социальная убогость — отправная точка: отречение от мира — условие проникновения в суть вещей. В пьесе «Вальпургиева ночь» автор вывел целую галерею таких персонажей. Им, отрезанным от действительности стенами сумасшедшего дома, отданы все значащие слова в пьесе. Врачи и санитары суть призраки, мнимые хозяева жизни. В их руках сосредоточена мирская власть, но они не способны к духовному экстазу, которым живут пациенты, называющие себя «високосными людьми».

Ерофеев — сам такой. Автор глубокий и темный, он обрушивает на читателя громаду хаоса, загадочного, как все живое. У Ерофеева нет здравого смысла, логики, закона и порядка. Пренебрегая злобой дня, Веничка всегда смотрел в корень: человек как место встречи всех планов бытия.

Ерофеев никогда не был за границей, чего не скажешь о его поэме. В Америке я впервые столкнулся с ней в 1979-м. В Новой Англии тогда проходил фестиваль советского нонконформистского искусства. Его гвоздем была инсценировка «Петушков». Если не брать в расчет не упомянутую в тексте «Смирновскую», постановку можно было назвать адекватной. Удалась даже Женщина трудной судьбы со стальными зубами — а ведь такой персонаж нечасто встречается в Массачусетсе. Объяснить это можно было только тем, что консультантом университетского театра выступил Алексей Хвостенко. Богемный художник, драматург, певец и поэт, он лучше других мог объяснить симпатичным американским студентам, что такое «Слеза комсомолки», как и зачем закусывать выменем херес, а главное — почему в этой книге столько пьют.

Водка — ось ерофеевского творчества. Поэтому ее не надо оправдывать — она сама оправдывает текст. Алкоголь — стержень, на который нанизан сюжет. Герой проходит все ступени опьянения — от первого спасительного глотка до мучительного отсутствия последнего, от утренней закрытости магазина до вечерней, от похмельного возрождения до трезвой смерти. В строгом соответствии этому пути выстраивается и композиционная канва. По мере продвижения к Петушкам наращиваются элементы бреда, абсурда. Мир вокруг клубится, реальность замыкается на болезненном сознании героя. Но эта клинически достоверная картина описывает лишь внешнюю сторону опьянения. Есть и другая.

Венедикт Ерофеев — исследователь метафизики пьянства. Алкоголь у него — концентрат инобытия. Опьянение — способ вырваться на свободу, стать — буквально — не от мира сего. Каждый глоток расплавляет заржавевшие структуры нашего мира, возвращая его к аморфности, к той плодотворной протоплазме, где вещи и явления существуют лишь в потенции. Омытый водкой мир рождается заново — и автор зовет нас на крестины. Отсюда — то ощущение полноты и свежести жизни, которое заряжает читателя.

В этом экстатическом восторге заключена самая сокровенная из множества тайн этой книги — ее противоречащий сюжету оптимизм. Как бы трагична ни была поэма Ерофеева, она наполняет нас радостью. Рождение нового мира происходит в каждой строке, каждом слове поэмы. Главное — бесконечный, неостановимый поток истинно вольной речи, освобожденной от причинно-следственных связей, от ответственности за смысл и последовательность.

Ерофеев вызывает из небытия случайные, как непредсказуемая икота, совпадения. Здесь все со всем рифмуется. В каждой строчке — кипит и роится зачатая водкой небывалая словесная материя. Например, так: «Мне как феномену присущ самовозрастающий логос». «Логос» — это одновременно слово и смысл слова, органическое, цельное знание, включающее в себя анализ и интуицию, разум и чувство. У Венички логос «самовозрастает», то есть Ерофеев сеет слова, из которых, как из зерна, произрастают смыслы. Он только сеятель, собирать жатву читателям. И каков будет урожай, зависит от нас — толкователей, послушников, адептов, переводящих существующую в потенциальном поле поэму на обычный язык.

Перевод неизбежно обедняет текст. Вкладывая смысл в Веничкино словоблудие, мы возвращаемся из его протеичного, еще неостывшего мира в наш — уже холодный и однозначный. В момент перевода теряются чудесные свойства ерофеевской речи, способной преображать трезвый мир в пьяный. Зато такого — переведенного — Веничку легче приобщить к лику святых русской литературы. В ее святцах он занял место рядом с Есениным, Высоцким. Щедро растративший себя гений, невоплощенный и непонятый, — таким Ерофеев входит в мартиролог отечественной словесности.

Беда в том, что, обнаруживая в «Петушках» трагедию, мы теряем комедию. Причем — какую! Не хуже «Горе от ума», которая тоже разошлась на пословицы.

Александр Генис

24.10.2008

Перевод неизбежно обедняет текст. Вкладывая смысл в Веничкино словоблудие, мы возвращаемся из его протеичного, еще неостывшего мира в наш — уже холодный и однозначный.

Вот эти слова я искала, чтобы выразить свое невыразимое впечатление от повести Ерофеева "Москва - Петушки".
Читая эту статью, я порадовалась, что не одна я так думаю.

А я люблю разные книги читать.Работа у меня такая книжная.Очень люблю детективы Виталия Гладкого читать.Этот автор не распиарен, он в этом не нуждается.Просто, кто хоть одну его книгу прочитал, - тот будет читать все его другие книги.Пишет так, что забываешь обо всех делах.Очень рекомендую.А ещё люблю Улицкую, Кунина, Тополя.Недавно прочитала просто пронзительную вещь Улицкой под названием " Весёлые похороны".Это что-то! Из женских романов современных выделяю Наталью Нестерову и Вильмонт - очень талантливые авторы. Люблю книги эзотерического плана.Например: "Беседы с Богом" - автор Нил Доналд Уолш. Их уже много вышло.У меня пока только первые пять.

Танечка, ты перечислила целый список!
Здорово, что в наше время есть люди, которые могут назвать списком то, что они читают!
Увы, я так давно уже могу называть только одну книгу, которую я читаю, и то не каждый день...
А какая у тебя работа, если не секрет?

Конечно не секрет.Я продаю книги.Мне кажется, это самая интересная работа из всех работ, где мне приходилось работать раньше.Самое интересное, что меня пригласили туда поработать временно (я была в отпуске без содержания), но мне так понравилось, что я потом уволилась с предыдущей работы и осталась здесь.Вот, уже 11 лет работаю с книгами.Они для меня живые.Скажу по секрету, я даже с ними иногда разговариваю.особенно, если какая-то книжка долго не продаётся, я поговорю с ней и, глядишь, к вечерку обычно и продам её.Правда, читаю не только те, что продаю, много покупаю из области эзотерики в других местах, где увижу то, что мне надо.

Таня, очень интересно, я тоже люблю поговорить ... с цветами, которые у меня в садике... И тоже реагируют...
Ты сделай себе тему в Заходите в гости, там пофлудим вволю!
Расспросить тебя можно будет... А то тут, вроде, уже познакомились...
Фотки пробовала ставить?

ЛилАх пишет:Таня, очень интересно, я тоже люблю поговорить ... с цветами, которые у меня в садике... И тоже реагируют...
Ты сделай себе тему в Заходите в гости, там пофлудим вволю!
Расспросить тебя можно будет... А то тут, вроде, уже познакомились...
Фотки пробовала ставить?

Пробовала.Не получилось.Я ж не со своего компа, а с дочкиного.Но уже и на нём есть много фотографий, что успела сделать в Израиле за время пребывания здесь.Вот, жду, когда дочь придёт с работы, попрошу, чтоб помогла выставить фотки.Лилах, если возможно, переведи эти наши болтушки в мою тему: "Татьяна на проводе".(пусть будет так, ладно?)

Ладно. С превеликим удовольствием!
А ты такую тему открыла уже?
И так назвала?

Бесплатные книги на LibraryOnLine.ru. Ципоркина И.В., Кабанова Е.А. Домашняя дипломатия, или как установить отношения между родителями и детьми

Ципоркина И.В., Кабанова Е.А. Домашняя дипломатия, или как установить отношения между родителями и детьми

Многие молодые люди лет так до двадцати... пяти считают своих предков занудами и не желают слушать их советы, подсказки. Мол, ничего они в проблемах молодежи не просекают.

В стремлении отделаться от навязчивых предков молодые часто уклоняются от честных ответов, а то и беззастенчиво врут. В результате конфронтация в семье усиливается, а отношения заходят в тупик. На самом деле, считают психологи Инесса Ципоркина и Елена Кабанова, наши родители не столь уж безнадежны и способны многое понять.

Как перейти от осуждения к пониманию, как установить между поколениями прочные и дружеские связи, вы узнаете из их новой книги.

О терроре
Дина Рубина


Моя профессия предполагает некоторую отстраненность, даже некоторую бесстрастность, необходимую для полного и объективного воссоздания действительности. Забудь о том, к какому дому ты принадлежишь. Так, врачу безразлична национальность больного циррозом печени. Даже когда ты сам попадаешь в воронку событий и воешь, и бьешься головой о стенку, - кто-то внутри тебя, словно посторонний, записывает на невидимую пленку и этот вой, и стук ударов собственного черепа. Драгоценный вес детали! - иначе тебе никто не поверит.

Помню, однажды я ехала в автобусе из своего городка в Иерусалим. Дорога привычно петляла в горах между арабскими деревнями, подбираясь к контрольно-пропускному пункту - бетонной будке с навесом, возле которой и в жару и в дождь стоят два-три солдата Армии обороны Израиля, проверяя транспорт, следующий в Иерусалим. Обычно автобус проезжает свободно, он вне подозрений: израильский автобус с жителями Маале-Адумим не делает промежуточных остановок. На этот раз он остановился, в обе распахнутые двери как-то мгновенно и бесшумно взбежали по ступеням солдаты и так же мгновенно - никто и ахнуть не успел - подняли с места и вывели щуплого человечка с каким-то сиротским узелком в руке. Несколько секунд, пока водитель невозмутимо закрывал двери, и автобус трогался по дороге вверх, я видела, как на обочине человечка обыскивают, проверяют документы, потрошат узелок...

- ...Кто это был? - спросила я соседа.
- Араб, - ответил он...- какой-нибудь рабочий с территорий...
- ...но почему его сняли?!
- Наверное, показался подозрительным водителю...
- И...что теперь?
- Ничего, - ответил мой сосед спокойно, - если документы в порядке - отпустят...

Как?!! - завопил во мне русский интеллигент, заступник униженных и оскорбленных, - значит, в демократической стране, можно вот так, по бездоказательному подозрению какого-нибудь мудака водителя, вывести человека, подвергнуть унижению обыска и проверки документов, вытряхиванию из пакета жалких его бутербродов?!...Фуй, как сконфузился, как возмутился во мне русский интеллигент! (Писатель, впрочем, достал блокнотик и записал всю сцену, не забыв ни рысьей устремленности рыжего солдатика, ни бутерброда, упавшего на землю, ни туповатого выражения лица подозреваемого араба).

Через два дня взорвался автобус на улице Яффо, и список жертв - и их лица на страницах газет - стояли у меня перед глазами несколько месяцев. Да и сейчас не забыты, хотя с того времени взорвалось много чего...

И интеллигент-гуманист во мне давно уже не то, что задушен, нет, - просто трибуну я ему предоставляю не в первую очередь. Потому как он что-то упустил в развороте мировых событий последних десятилетий.

Защищая униженных и оскорбленных, идущих взорвать себя вместе с энным количеством ни в чем неповинных людей (во имя высоких целей, конечно же: независимости народа, отмщения, освобождения земли и проч. - высоких целей так много!), - интеллигент-гуманист не видит за спиной этих борцов за свободу гигантской и прекрасно оснащенной индустрии мирового террора, не видит миллиардов нефтедолларов, вложенных в эту, поистине мировую, войну. Прекрасно обученные профи заняты сейчас в освободительных войнах.

И - увы! - граждане России расплачиваются сегодня собственными жизнями за преступления Советской империи, тренировавшей в 70-х и 80-х годах этих (или других) боевиков в своих многочисленных тренировочных лагерях.

Мы, израильтяне, знаем это не понаслышке. Потому что не сейчас, а ВСЕ десятилетия существования государства стоим вахту ожесточенной борьбы с террором, исполняя здесь, на Ближнем Востоке, роль дамбы.

И не надо мне доказывать, что уступки их требованиям и нуждам утихомирят террор, - этот зверь привык жрать человечину. Сегодня индустрией террора выращено уже второе, третье поколение людей, приученных только взрывать, минировать, стрелять. И если с этой армией не сражаться всерьез на всех фронтах, то индустрия террора и дальше будет - как недавно в Испании - менять правительства, шантажировать целые страны, держать в страхе миллионы людей. Если мы готовы к такому существованию, то давайте и впредь вслед за ООН - изолгавшейся, продажной организацией, - осуждать Израиль за любую антитеррористическую акцию в Газе или в Хевроне, вместо того, чтобы учиться наработанным нами методам ведения этой изнурительной особенной войны. Ибо, несмотря на все наши потери, сотрудники сил безопасности Израиля все же предотвращают огромное число террористических акций, и только в Израиле я чувствую себя присмотренной - на остановках автобусов, где обязательно стоит молодой человек в свободном кителе и с наушником от рации в ухе; на входе в супермаркет, где мою сумку проверяют точно также, как сумку арабской женщины. И если, все-таки, где-то раздается взрыв, я просто понимаю, что на этот раз они нас обошли: на войне, как на войне.

Хотя, не скрою, интеллигент-гуманист во мне по-прежнему, наблюдая за какой-нибудь арабской мадонной с кудрявым младенцем на руках, нет-нет и жалостно задумается: а вот она, ведь она любит своего ребенка так же, как и я - своего? Почему же, почему, после гибели своего семнадцатилетнего сына, взорвавшего себя в дискотеке вместе с двумя десятками подростков, она с гордой улыбкой заявляет интервьюеру, что будь у нее еще двадцать сыновей, для каждого она желала бы такой геройской судьбы? И сердце мое сжимается. В конце-концов, я - писатель. Забудь о том, к какому дому ты принадлежишь. Врачу тоже безразлична национальность больного циррозом печени...

Стоп! Нет! Даже и врач может запретить больному употребления некоторых блюд жирной национальной кухни.
=============================================
Дина Рубина - мой любимый автор, Я очень горд, что лично знаком с ней, Поэтому и поместил здесь это эссе.

А расскажи про это знакомство!

ЛилАх пишет:А расскажи про это знакомство!

1) Мы пришли к ней домой покупать её первую израильскую книгу "Вот идёт мессия..." - ведь мы жили в одном городке Маале-Адумим,
2) Потом она работала в ирие этого городка "культурником" - устраивала всякие культурные мероприятия,
3) Потом 3 года она от Сохнута работала в Москве (см. её "Синдикат") и однажды мы встретились в "подземке" - под Пушкинской площадью,
4) Недавно летом мы встретились в Литве, где она отдыхала с родителями в санатории, а мы - дикарём,
5) Она была на встрече с нашим клубом в Модиине в прошлом году.
Так что у нас уже 15-летнее знакомство!

Рувим, вы так часто и случайно встречались, что это не случайность.
Думаешь, почему?

Совершенно случайные встречи были в Москве и Литве. Судьба!

Улыбка пишет:А я люблю разные книги читать.Работа у меня такая книжная.Очень люблю детективы Виталия Гладкого читать.Этот автор не распиарен, он в этом не нуждается.Просто, кто хоть одну его книгу прочитал, - тот будет читать все его другие книги.Пишет так, что забываешь обо всех делах.Очень рекомендую.

По совету Улыбки скачал Гладкого Виталия "Невеста из США" - отличный детектив! Заодно скачал его же "Зловещее проклятие" - буду читать (хотя не очень люблю читать с экрана: глаза устают!). Пишет он отлично, не мямлит!
Улыбке - благодарность за рекомендацию!
А ты почитай Дину Рубину - любую вещь!

Читаю очень интересную для меня книгу Войновича "Портрет на фоне мифа". Про Солженицына.
http://warrax.net/75/portret.html
И такое я нашла там подтверждение своим крамольным мыслям, которые я и высказывать-то боялась во времена славословия в адрес этого писателя!
Вот ничего из фактов я не знала, но интуитивно чувствовала полную свою неспособность и нежелание присоединиться к хору славящих его.
А потом и вообще всем своим заморским знанием "Как нам обустроить Россию" опротивел, что все о нем пролистывала мимо.
Ай да, Войнович, ай да сукин сын!(с)

Войнович всегда не выносил Солженицына, и стычки у них бывали часто ИМХО!
А я только "Раковый корпус" и "В круге первом" люблю, а остальное и не читал ("Денисыча", конечно, тоже люблю).
Его публицистика и "Красное колесо" - это вообще не художественная литература! А последняя книга - так вообще, говорят, антисемитская!

Я никогда не могла ничего прочитать Солженицына. Такая тенденциозность в каждом слове!
И почему-то ханжество мне видится...

ЛилАх пишет:Я никогда не могла ничего прочитать Солженицына. Такая тенденциозность в каждом слове!
И почему-то ханжество мне видится...

Начни с "Ракового корпуса" и "Одного дня Ивана Денисовича". Эти вещи - нормальные!